А.ВЕНЕДИКТОВ: Вряд ли Россия повторит этот путь. Все-таки, еще раз, вот сказали про нефть и газ, которого нет на Украине, да? Который является, если я вас правильно понял, такой, стабилизирующей позицией, да?

А.ИЛЛАРИОНОВ: В нынешней ситуации.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, в нынешней ситуации, конечно, да.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Вы знаете, я так скажу. Мне хотелось бы надеяться, что мы не повторим полностью путь Украины, хотя сейчас в данный момент я бы воздержался от каких-либо определенных и однозначных прогнозов. Многое в этом кризисе, многое в динамике этого кризиса, многое в его траектории является столь необычным, никогда не наблюдавшимся ни в нашей стране, ни в других странах мира, что я был бы предельно осторожен в производстве каких-либо прогнозов. Поэтому со своей стороны я могу выразить только свое пожелание, чтобы траектория российского кризиса не повторяла бы полностью, по крайней мере, траекторию украинского кризиса, но с другой стороны сейчас достаточных оснований говорить о том, что мы не сможем этого сделать полностью, у нас нет.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Давайте двигаться дальше. Какова с вашей точки зрения – у нас полторы минуты до новостей – какова с вашей точки зрения вот сейчас, у нас середина декабря, можно сказать конец декабря, самая большая угроза, вот сейчас существующая для российской экономики? В чем угроза?

А.ИЛЛАРИОНОВ: Угроза связана с тем, что происходит падение производства, причины которого для подавляющего большинства экономистов, наблюдателей и представителей правительства неизвестны. То, что сейчас делает правительство, те комментарии, которые делают представители правительства, свидетельствуют очевидным образом – ну, в общем-то и не удивительно – что понимания о том, что происходит и почему так происходит, ни у кого нет. И должен сказать, что никто из тех, кто когда-либо делал прогнозы или комментарии по поводу нынешнего кризиса, не дал объяснения того, почему это происходит. Я включаю в этот список, естественно, и самого себя. Дело в том, я еще раз подчеркну, необычность поведения промышленности в нашей стране, необычность поведения очень многих экономических индикаторов во многих других странах мира, показывает, что не масштаб, не траектория, не скорость спада, не тем более причины этого не прогнозировались и не комментировались адекватно в настоящее время пока никем.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Андрей Илларионов в эфире в нашей студии. Сразу после новостей мы вернемся, будем задавать ему вопросы.

НОВОСТИ

А.ВЕНЕДИКТОВ: 16:33 в Москве. Андрей Илларионов у нас в студии. Андрей Николаевич, вот вы говорите о том, что никто не предсказал. Но я помню как в этой студии и Егор Тимурович Гайдар говорил о возможности всеобъемлющего кризиса, вы говорили и писали, но и писали говорили, что вот этот рост промышленности неизбежно где-то к концу 2007, по-моему вы даже называли цифру, начнется. Правда, не об этом, не в таких терминах, тем не менее люди чего-то чувствовали и видели, те, кто внимательно наблюдают.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Вы знаете, мы должны различать два типа прогнозов. С одной стороны о том, что кризис будет, а предсказывали и говорили об этом практически все, кто имеет отношение и кого спрашивали – почему бы не предсказать кризис? Конечно, степень обоснованности таких прогнозов тоже от разных авторов была разной. Но можем в том числе и вспомнить о том, что говорил я и в этой студии, и не только в этой студии, в том числе большое количество докладов, которые были подготовлены Институтом экономического анализа, которые так и назывались «Предчувствие катастрофы», «Пролог катастрофы», «Начало катастрофы», «Развитие катастрофы» и так далее.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Может, это не катастрофа, это все-таки авария. Может, это авария?

А.ИЛЛАРИОНОВ: Все-таки я бы сказал, что темп спада, который у нас наблюдается в ноябре, не имеет аналогов в истории страны.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Но вы всегда говорили, по одному месяцу – это невозможно.

А.ИЛЛАРИОНОВ: По одному месяцу – это рано, но дело в том, что даже тот кумулятивный спад, который произошел за 5 месяцев, опять-таки не имеет аналогов в нашей истории. Но я возвращаюсь к этому различию между двумя типами прогнозов. Прогнозировать – это не представляет большого труда. Более того, я напомнил бы, что в 2000, 2001, 2002 годах мы не только прогнозировали соответствующий кризис, но и сделали необходимые меры для того, чтобы страна могла бы встретить тяжелую ситуацию по крайней мере чуть лучше вооруженной, и для этого создали Стабилизационный фонд.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Эти вопросы. Я сейчас просто не буду искать, по Стабфонду. Вот, он и расходуется, как вы хотели!

А.ИЛЛАРИОНОВ: Нет, мы хотели совсем не так. И надо сказать, что тот способ расходования стабилизационного фонда, который наблюдается сейчас, прямо противоречит тем заданиям, тем условиям, тем целям и критериями, которые были заложены в нем.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Поясните, мы не можем пропустить это.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Мы сейчас к этому вернемся.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не забудьте. Нет, мы ко многому возвращаемся, а время уходит.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Но вот что.. Вернемся все-таки к тому, что никто не смог предсказать, включая и всех тех людей, кто выступал в вашем эфире – не мог предсказать механизма этого кризиса, последовательности этого кризиса. Если мы не понимаем механизма кризиса, если мы не понимаем последовательности шагов, значит мы не понимаем конкретно природы именного этого кризиса. Я напомню, о чем были предсказания, скажем, около года тому назад. Речь была о том, что произойдет финансовый кризис в США, который докатится до России и вызовет кризис у нас. Выяснилось, что финансовый кризис в Америке, его острая фаза, произошел в сентябре этого года. Кризис у нас начался в июле 1998 года. Такого не бывает – что в ожидании американского кризиса российская экономика начала сокращаться. Было другое предсказание – что американский финансовый кризис приведет к падению цен на нефть и падение цен на нефть приведет к катастрофе в российской экономике. Падение производства в России началось в июле 2008 года, когда мировая цена на нефть достигла исторического рекорда – 147 долларов за баррель, какого никогда не достигала.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Могло расти туда, могло расти и сюда, верно?

А.ИЛЛАРИОНОВ: Да. Кризис начался тогда, когда цены для России как крупного поставщика энергоресурсов на мировой рынок достигли исторических рекордов. Даже сегодня в середине декабря или с учетом 11 месяцев, среднемесячная цена нефти, которую Россия экспортирует, оказывается выше, чем среднемесячная цена нефти в 2007 году – выше, не ниже.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Но это по среднегодовой вы имеете в виду.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Среднегодовой. Среднегодовая цена, а соответственно это имеет значение для финансовых ресурсов в государственном бюджете и страны, и в бюджетах многих компаний.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну так мы с профицитом закончим год.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Более того, и у нас, между прочим, ожидается профицит.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да-да-да.

А.ИЛЛАРИОНОВ: Он будет скромнее, но он будет профицит. Если мы посмотрим даже те цены, которые сейчас наблюдаются в середине декабря. Какие цены? Даже последняя цена нефти – 36-38-40 долларов за баррель. Такие цены в 2000 году были бы восприняты, как фантастически ненормально высокие. Но в 2000 году российская экономика росла, ВВП на 10% в год, а промышленность…

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, Андрей, ну а с какого уровня-то? От какого уровня?

А.ИЛЛАРИОНОВ: А уровень сильно не изменился. У нас по-прежнему промышленное производство не достигло уровня 1990 года, между прочим. У нас по-прежнему самый лучший показатель, который мы имели в июне этого года – это примерно две трети от уровня 1990 года – мы не достигли еще уровня 1990 года по уровню промышленного производства. Поэтому уровень у нас, в данном случае это различие между очень небольшими величинами. Поэтому еще раз говорю. Вот эта цена на нефть, которая сегодня наблюдается, она по-прежнему вдвое, втрое выше, чем та цена на нефть, которая наблюдалась в 1999 , в 2000 году, когда российская экономика демонстрировала фантастические темпы роста. И впрочем, в течение всех 2000-х годов, вплоть до 2008 года темпы роста российской экономики были более высокими. Поэтому это показывает, что динамика цены на нефть, независимо от того, является ли оно высокой или является она не такой высокой, но по-прежнему высокой, как мы видим, не оказывает такого воздействия на динамику промышленного производства, которые ей приписывались теми прогнозами, которые были сделаны в начале этого года.