Почему российская борьба с коррупцией не меняет ситуации в стране
Громкие аресты крупных чиновников – дела обычно политические, имеющие очень косвенное отношение к борьбе с коррупцией (что ярко демонстрирует судебный процесс над экс-министром Алексеем Улюкаевым и множество дельной аналитики на эту тему). Аресты чиновников средней руки, регионального уровня часто свидетельствуют прежде всего о перераспределении «кормовой базы»: переделе финансовых потоков, смене команд и так далее.
Бывают, конечно, выдающиеся случаи, как, например, со знаменитой чиновницей Минобороны Евгенией Васильевой. Однако народную славу она искала сама, искусно сочетая образ «мужской жертвы», вызывающую гламурность опытной блондинки и редкую договороспособность, ныне называемую «умением простраиваться».
Если бы она захотела полной тишины и кулуарности, она прошла бы по категории перераспределения кормовой базы. И достигла бы того же результата – некоторого ограничения свободы и мелких неудобств, зато с полным возвратом имущества. Но бывшей чиновнице явно хотелось чего-то другого, чего она с успехом и достигла, выразив свое отношение к особенностям своей личной жизни в клипе про розовые тапочки.
Если говорить о настоящих исключениях из правил, то здесь главным героем стал недавно арестованный заместитель директора ФСИН Олег Коршунов, широко известный в финансовых и чиновничьих кругах как Пухлый (что весьма неудачно для нынешнего положения Коршунова совпадает с прозвищем известного вора в законе: если бы у Коршунова была перспектива попасть в обычную зону, ему могли бы за это «предъявить», но таковых перспектив у Коршунова нет, он попадет – если попадет – в безопасное место содержания вдалеке от криминалитета).
Почему дело Коршунова стало исключением? Потому что это тот редкий случай, когда чиновника «взяли за свое», как выражаются жулики и правоохранители. Олег Коршунов был так масштабен, прозрачен и незамысловат, что удивление вызывало его долгое нахождение на свободе и на госслужбе, а не его арест. И этот кейс мог бы стать чистым и незамутненным примером борьбы с коррупцией, если бы не два обстоятельства. Первое – а как он вообще смог попасть на свою должность при его биографии и заслугах? И второе – а что изменится в ведомстве с его арестом?
Надо полагать, что эти два вопроса – они не про Олега Адольфовича Коршунова. Это вопросы системные, требующие соответствующего подхода.
Как они туда попадают
Сколько советников трудятся сегодня при министерствах и ведомствах, в Совете Федерации, государственных агентствах и банках? Бог весть. Кто все эти люди? Часто в советники спихивают людей, которые где-то накосячили. Или ждут пенсии. Или уже дождались, и это прибавка за былые заслуги и за старые связи, которые еще не все ушли в советники. Или наоборот – это площадка для старта и отдых перед рывком.
Олег Коршунов был советником и помощником сенатора от Рязанской области в Совете Федерации. Полагаю, что связи со ФСИН начали расти именно оттуда – в Рязани находится Академия права и управления ФСИН (бывшая Рязанская школа милиции), очень мощное и влиятельное заведение.
Одна из подельниц Коршунова, тоже арестованная в рамках его дела, – экс-советник министра энергетики Марина Дюкова (тогда у нее была другая фамилия – Молькина). Причем Дюкова и Коршунов были деловыми партнерами задолго до начала всей этой истории со ФСИН – тот руководил Нефтяной экспортной компанией, а также был совладельцем ООО «Корпорация «Нефтегазопереработка»». И если внимательно посмотреть на список компаний, которыми руководила Дюкова, то выяснится, что вопросы к ней у правоохранительных органов были давно – в начале 2000-х она подозревалась в хищении акций, но обошлось.
Часто бывает так, что советник – это чей-то карман. Или делает грязную финансовую работу. Делает настолько хорошо, эффективно, переносит бюджетные средства туда, куда надо, и умеет обналичивать за разумный процент, что ради такого умельца могут даже убрать посредника в лице заместителя директора ведомства и назначить туда умельца. Ну да, в ранге генерала. Мало ли у нас в ведомствах генералов, которые умеют делать то, что не умеют другие генералы?
Но раньше это были писатели – приснопамятный генерал Владимир Маркин из Следственного комитета, например, к тому же у него был прославивший его талант тамады. Или генерал Марина Гриднева из Генпрокуратуры – у нее даже в официальной биографии значится, что до Генпрокуратуры она «писала материалы по пресс-релизам силовых ведомств», работая журналистом в газете «МК».
Точно так же и с финансами: умеешь делать то, что не умеют другие, – иди работать в ведомство, к черту посредников.
Однако поступить в ведомство очень непросто – надо пройти кучу согласований и спецпроверок. В том числе проверку ФСБ. И Олег Коршунов, и Марина Дюкова, и юридический диплом генерала Маркина, позже аннулированный, тоже прошли проверку в ФСБ. (Справедливости ради скажу, что ликвидированный диплом Маркина позже был восстановлен ценой возвращения лицензии вузу, который ранее был ликвидирован.) Проходили проверку и арестованные этим летом руководители системы Спецстроя, а там бюджет в четыре раза больше, чем у Росавтодора, кто же их туда назначал? Кто лоббировал? За какие таланты? Как проходят спецпроверки?
Я задала вопрос под включенный диктофон человеку, который сам такие проверки проводил. Он пожелал сохранить анонимность. Цитирую без купюр:
«– Это магическая сила денежных знаков. И ты тоже можешь это сделать. Пройти проверку.
– Я как раз не могу.
– Почему? Можешь.
– Я не могу, я оппозиция.
– А оппозиция, по-твоему, хуже, чем отпетый мошенник?
– Конечно. А вот люди, которые проводили все эти проверки и сказали, что Коршунов или люди из Спецстроя годятся на госслужбу, – они получат какое-то взыскание, выговор?
– Нет. А за что?
– За то, что прохлопали.
– Почему прохлопали? Сейчас выяснится, что они-то их и отработали. Разрабатывали и неоднократно сигнализировали».
Как теперь без них
Вопрос «как теперь без них» распадается на две практически равные части: что изменится в ведомстве и что изменится в их бизнесе.
Начнем с последнего, с бизнеса. У Олега Коршунова до назначения во ФСИН была обычная финансовая биография: руководил мелким банком, но быстро ушел поближе к бюджетным деньгам, одно время был даже зампредом правления Межрегионального фонда президентских программ (тогда им руководил Игорь Зубов, ныне статс-секретарь – замглавы МВД).
Однако однокурсники (и я в том числе) были склонны видеть деятельность Олега Коршунова в другом. Про него говорили, что он был надежным финансовым оператором. Не возьмусь судить, правда ли это, однако более никакими фактами его биографии не объяснить предъявленное нам финансовое благосостояние (банком он руководил давно, и небольшим, недолго и не слишком удачно).
Что такое финансовый оператор? Это довольно распространенная нелегальная финансовая деятельность. Например, ею занимался отравленный в Лондоне некто Александр Перепеличный – оказание негласных банковских услуг без договора.
Вот есть некий гражданин с финансовыми связями и способностями, скорее всего, жучила по характеру. Занимается обналичиванием, в том числе бюджетных денег. Помимо этого, он обычно еще становится оператором денег должностных лиц. А куда им девать деньги, взятки? Ты их в Сбербанк не положишь на депозит. Раньше можно было за границей наоткрывать счетов, но у них теперь с этим намного строже. Жены-дети бывают ненадежны, да и в России жить как-то надо.
Люди-операторы, которые занимаются в том числе обналичиванием, у себя деньги и держат, вкладывая их по своему разумению. Платят процент ежемесячно, два-три процента. Государев человек отдает оператору, например, $5 млн, без расписок, без всего, а оператор приносит процент кешем, на них проистекает жизнь в России. Деньги у оператора. Если что-то он сделает не так – его сажают или устраняют жестко, как Перепеличного. А если оператор надежный – он растет и финансово, и карьерно, если ему вдруг это зачем-то нужно.
Вот про Перепеличного пишут, что он оперировал деньгами руководителей налоговой инспекции и эти деньги потерял, в связи с чем уехал в Лондон. Но и Лондон не спасает в таких случаях – такого человека обязательно найдут, иначе хозяина денег все будут считать человеком слабым, списанным со счетов, лишенным возможностей.
Хозяин денег, недовольный поведением оператора, скорее всего, может его и посадить. При этом надо понимать, что оператор держит деньги не одного человека, а нескольких. И часто они друг о друге знают. И вот один посадил, а денег лишились все. Будут же претензии, наверное, к посадившему? Но нет.
Хозяин денег не обязан ни с кем согласовывать, если он решил наказать. Подразумевается, что остальные клиенты оператора сами могут спросить с оператора – у него же должны остаться активы. Сами идите и сами спрашивайте, разве у вас нет возможностей зайти в тюрьму? Идите к ФСБ, разговаривайте. Решайте вопрос – заходите, засылайте, заносите. В чем проблема-то? Это риски. Это коммерческие риски. Лицензию отозвали у вашего банка. Так бывает.
А такой оператор – это уже отработанный человек. Какую бы должность он ни занимал. Но незаменимых у нас нет, как говорил один строитель вертикали.
Понятно, что если в начале своей государевой карьеры такой встроенный человек попадает в чиновничью вертикаль, то он не работает в одиночку. Он не может не делиться. Причем совсем не обязательно, что его цепочка работает по вертикали. Она может работать и по горизонтали, с коллегами из параллельных структур. При этом схемы, конечно, он приносит свои, часто авторские. Поэтому с его исчезновением цепочка приобретает совсем другой вид, но остается.
С уходом Олега Коршунова ничего особенно не изменится. Дело возбуждено по частному эпизоду, следствие отработает его, может быть, еще один-два очевидных эпизода – строительство питерских «Крестов», ФГУП «Калужский», который безобразным образом занимался внутритюремной торговлей и поставками продуктов. Эти эпизоды отработают, но по системе никто бить не будет. Слишком далеко надо бить, никакому следствию это сделать не дадут.
Но почему бы не уничтожить эту систему? ФСИН с ее средневековьем вообще, кажется, никому такая не сдалась. Разметать ее по бревнышку и на этом месте построить нормальную современную пенитенциарную систему. Задаю свой наивный вопрос отставному силовику, пожелавшему сохранить анонимность.
– А с чего ты взяла, что система исполнения наказаний плохая? Кто тебе это сказал? Средневековая? А Министерство образования хорошее? А Минздрав? А Министерство транспорта тебе нравится, да? Везде, где есть бюджет, есть распил.
– А они там не начали бояться? Ну начали же.
– Нет. Ну, кто-то спалился – это его проблема. Кто-то не вписался в вираж. Разве после посадки Реймера начали бояться? После Улюкаева начали бояться? После Серебренникова начали бояться?
– Мне кажется, да.
– Нет. А чего бояться? Миллиардер Коршунов, который считал, что все проблемы решаются, и с такими людьми общался, и вдруг они – ррраз! – и не решаются, и абонент недоступен. Он понимает, что все будет хорошо, сидеть он будет хорошо. На безопасном содержании, общий режим, отремонтирует там пару бараков. Часы, деньги, квартиры, яхты – все это может ему вернуться. Подержат-подержат и вернут. Иск, наверное, будет. Но разберется.
– А вот как так? Человек работал в системе, с мая было очевидно, что его примут. Зачем он все держал дома?
– А что он держал дома? Ну, несколько часов. Ну, денег миллионов 10–15. Это ж не деньги, это расходные мелкие суммы. А яхта? Если у тебя рядом стоит яхта фээсбэшника, через одну яхта прокурора – то чего человеку бояться? Кто придет? Эти? Ну вот они пришли. Но приходят же не ко всем, а к одному из.
– А что с Коршуновым будет дальше?
– Будет УДО, если он сумеет простроиться. Женя Васильева сумела простроиться. Сердюков сумел. А Реймер не смог. Улюкаев не смог. Белых не смог. Этот сможет.
Ольга Романова, Московский Центр Карнеги