Мировые цены на нефть за последние несколько дней выросли в целом менее чем на 1%. Как-то мало для недели, когда начались переговоры стран ОПЕК, да еще с участием России. Рынки сомневаются не только в самом соглашении о каком-либо ограничении добычи нефти в нынешних условиях, но и в том, будут ли его соблюдать. В самой же России, отмечает эксперт, рухнувшие цены на нефть резко приблизили исчерпание месторождений с наименее затратной добычей. И уже к концу года в стране может начаться спад объемов нефтедобычи, причем быстро нарастающий.

В январе 2016 года объемы добычи нефти в России достигли очередного постсоветского максимума – 10,8 млн баррелей в день. Если так, то можно предположить, что прирост добычи на относительно “молодых” месторождениях перекрывает ее естественное сокращение на более старых, давно освоенных? Или это не так? Наш собеседник в Москве – партнер консалтингового агентства RusEnergy Михаил Крутихин:

— Прежде всего надо учесть, что этот прирост добычи достигнут не на новых месторождениях. Основной прирост обеспечили такие компании, как “Татнефть” или “Башнефть”, работающие в основном на старых месторождениях. У всех крупных компаний – “Роснефти”, “Лукойла”, “Сургутнефтегаза”, — наоборот, добыча упала: где-то — на процент, где-то — на доли процента. Прирост добычи показали еще два проекта на Сахалине, которые работают на условиях соглашений о разделе продукции, но новых месторождений, как таковых, мы не наблюдаем.

Сама ОПЕК в очередном докладе, представленном на прошлой неделе, прогнозирует, в частности, что в 2016 году добыча нефти в России сократится на 60 тыс баррелей в сутки (0,06 млн баррелей) — это примерно 0,5% текущей добычи в стране. В какой мере подобные прогнозы соотносятся с вашими – скажем, на ближайшие 2-3 года?

— Мы предполагаем, что падение добычи в целом по России может начаться в конце нынешнего года или в начале следующего. Причем, с небольшого — может быть, на 0,5 млн баррелей в сутки — оно очень быстро будет нарастать. Именно потому, что нефтяные компании, операторы проектов сосредоточились на том, чтобы максимально извлекать легко добываемую нефть на уже действующих месторождениях. И наоборот, компании резко сократили инвестиции в бурение там, где извлечение нефти сопряжено с дополнительными расходами, инвестиции в трудноизвлекаемые запасы, они не вкладывают ничего в новые проекты, включая разведку нефти. Да и на действующих промыслах компании не всегда действуют по оптимальной схеме разработки. То есть извлекают нефть как можно быстрее, что лишь способствует быстрому их опустошению. И поскольку таких “запасов” в России осталось не так много, то сокращения добычи на таких месторождениях с большой степенью вероятности можно ожидать уже в начале следующего года.

Когда в 2014 году вводились западные технологические санкции в отношении России, большинство аналитиков сходились в том, что санкции эти ограничат развитие добычи на шельфе, на глубоководных месторождениях или других с трудноизвлекаемыми запасами. То есть там, где особенно велика роль именно новейших технологий. Но никак не повлияют на разработку уже разрабатываемых месторождений, например, в Сибири. С тех пор прошло полтора года. Насколько тогдашние оценки, на ваш взгляд, остаются актуальными сегодня?

— Действительно, санкции никак не повлияли на разработку уже действующих месторождений. А что касается проектов трудноизвлекаемой нефти, на которую они распространялись, или на шельфовые проекты, то здесь они оказались попросту ненужными. Поскольку падение цен на нефть и без них сделало такую добычу нерентабельной. Скажем, если говорить о трудноизвлекаемой нефти, а на ее долю в России приходится примерно 70% всех оставшихся реальных запасов, то себестоимость такого барреля составит около 80 долларов. А на арктическом шельфе – примерно 150 долларов за баррель. Поэтому российские компании и без всяких санкций свернули все свои планы по освоению месторождений с трудноизвлекаемыми запасами или тех же шельфовых. И санкции “работают” лишь на каких-то отдельных проектах. Скажем, на Южно-Киринском газоконденсатном месторождении возле Сахалина, там санкции очень серьезно препятствуют его разработке.

Из-за низких цен на нефть объем мировых инвестиций в нефтяной индустрии в 2015 году, по разным оценкам, сократился сразу на 20-25% — такого не было уже много лет, что подрывает, естественно, будущую добычу. Как скоро подобные спады инвестиций могут отражаться на реальных объемах добычи?

— Мы уже сейчас видим, что российские компании свернули свои инвестиционные программы или бюджеты разработки месторождений в среднем на 30%. Причем экономить им приходится сегодня не только на этих бюджетах. Они также перестают платить своим же подрядчикам, сервисным компаниям за уже выполненные работы. Например, с начала 2016 года та же “Роснефть” не заплатила никому из них ни копейки и ведет теперь переговоры о том, что сможет в будущем оплатить лишь половину контрактной суммы. Так что денег на новые проекты и на развитие у российских нефтяных компаний просто нет! Отсутствие средств, а также тот факт, что компании сосредоточились теперь на выкачивании нефти на уже действующих промыслах, говорит о том, что падение объемов добычи в стране может быть очень и очень быстрым. Когда оно начнется, возможно, и оправдается прогноз самих российских компаний, которые предсказывают: если сейчас добыча приближается к 11 млн баррелей в сутки, то через 20 лет, в 2035 году, добыча нефти в России может составить менее 6 млн баррелей в сутки. То есть падение будет очень крутым!

Себестоимость добычи нефти в России на давно освоенных месторождениях, как считается, — одна из самых низких в мире — 5-7-10 долларов за баррель. Впрочем, на некоторых ближневосточных месторождениях она может составлять всего 1-2 доллара. Но для самих российских нефтяных компаний при ценах на нефть в 30-40 долларов за баррель, если они сохранятся в течение продолжительного периода времени, сколь велик запас прочности их бизнеса?

— Сейчас, если считать полную себестоимость нефти, которая продается примерно по 30 долларов, то около 7 долларов из них – это собственно операционные издержки по извлечению нефти из-под земли. Далее – транспортировка: в Европу — 4,5 доллара на один баррель, в Китай – 5,1 доллара. Плюс административные и маркетинговые издержки компаний — около 4 долларов. Налоги – где-то 11 долларов сейчас получается. А если мы учтем еще и необходимую амортизацию их производственных фондов, то выходит, что компании сейчас, продавая нефть примерно по 30 долларов за баррель, фактически ничего себе не оставляют. Другими словами, это и есть тот самый предел, на котором они еще могут работать. Но вот надолго ли хватит уже действующих месторождений в стране с относительно низкой себестоимостью добычи – вопрос открытый. Не исключено, что их хватит примерно лет на пять-шесть.

По поводу любых возможных соглашений стран — мировых производителей нефти – в рамках ОПЕК и вне ОПЕК – о возможном сокращении добычи… Одно дело, когда договориться пытаются государства, контролирующие нефтяную отрасль. Хотя даже в самой ОПЕК единства нет, и пока не его признаков не видно… Но, как показали и недавние переговоры ряда стран ОПЕК с участием России, любые ограничения в принципе станут возможными лишь в том случае, если на них согласятся и другие крупные нефтедобывающие страны. А теперь попробуем представить себе подобные переговоры, например, с США, где нефтедобывающая индустрия представлена сегодня не только небольшой группой крупнейших частных корпораций, но и сотнями более мелких компаний?.. Или даже с такой страной как Норвегия, хотя здесь главная нефтяная компания и принадлежит государству…

— Сейчас, когда рынок затоварен нефтью, а спрос растет очень слабо, совершенно очевидно, что любая из компаний, которые добывают и экспортируют нефть, сражается только за себя. Они фактически уже не обращают внимания на цену нефти и дают гигантские скидки покупателям — только для того, чтобы удержаться на рынке, сохранить на нем свою нишу, а может быть даже и расширить ее. Вести такие переговоры не только с США или Норвегией, но даже с Россией совершенно бессмысленно, на мой взгляд, поскольку Министерство энергетики России не регулирует ни добычу нефти, ни ее потребление или экспорт — этим занимаются сами нефтяные компании. Кроме того, Россия — очень “негибкая” страна в плане добычи нефти и ее экспорта. Во-первых, у нее нет мощностей для хранения излишней добытой нефти на какой-то срок, таких мощностей просто не существует. Вторая причина — технологическая. В условиях холодного климата в Сибири любая приостановка добычи неизбежно повлечет за собой остановку скважин. И возобновление добычи на этих месторождениях обойдется очень дорого, ведь фактически придется бурить новые скважины. Приостановка потока нефти из действующей скважины ведет просто к ее закупорке. А это будет уже авария, после которой придется заново начинать обустройство промысла.

И Саудовская Аравия намерена расширить поставки нефти на рынок Европы, а теперь и Иран стремится вернуть себе прежнюю долю европейского рынка. Речь в том числе идет о странах, которые традиционно являлись крупными покупателями нефти из России, на которую и были ориентированы местные нефтеперерабатывающие заводы. В этом смысле качественная разница между российской нефтью и, скажем, той же иранской – сколь значимый фактор для нового обострения конкуренции на европейском рынке? Если вообще…

— Можно вспомнить, что, например, Греция 32% всей потребляемой в стране нефти получала именно из Ирана. С уходом Ирана с этого рынка в результате международных санкций Греция переключалась на покупку нефти из России и у других поставщиков. Теперь же Иран имеет все шансы не только вернуться на рынки Средиземноморья, но и захватить новые в Европе. Тем более что он предлагает свою нефть уже по 17 долларов за баррель — это очень конкурентоспособная цена, по сравнению, например, с теми же российскими поставками. А разница в качестве нефти не так уж и важна: операторы нефтеперерабатывающих заводов, закупая как легкую нефть, так и более тяжелую, могут составлять некий коктейль из разных ее сортов, который именно на их оборудовании будет легче перерабатывать. Так что это – решаемая проблема. Главное же здесь, конечно, — скидки, которые предоставят европейским покупателям новые поставщики, такие как Иран.

Если Иран, как вы говорите, предлагает свою нефть в Европе по 17 долларов за баррель, то сколь это сравнимо с предложением здесь нефти из России?

— Нефть примерно сходного качества российские компании могли бы поставлять примерно по 25-26 долларов за баррель, но все же эта нефть и легче, и с меньшим содержанием серы, чем иранская. Поэтому трудно сравнивать.

По разным оценкам, избыток нефти в мире сегодня составляет около 2 млн баррелей в день, то есть предложение почти на 2% превышает реальный спрос. По тем прогнозам, которые представляются вам наиболее адекватными, в 2016 и 2017 годах этот избыток будет сокращаться в большей степени со стороны предложения или со стороны спроса?

— Я думаю, что оба фактора будут работать примерно с равной интенсивностью. Мы видим, например, замедление темпов экономического роста Китая, и, как мне представляется, не исключено, что к 2018 году он замедлится весьма значительно. Значит, спрос на энергоносители со стороны Китая сократится. С другой стороны, сокращается спрос на нефть и в Соединенных Штатах. Возникает ситуация, когда два самых крупных потребителя нефти в мире сокращают спрос на нее. Тогда как предложение нефти на рынке, наоборот, будет расти. Ведь ряд проектов, включая и довольно сложные по условиям добычи, где необходимые инвестиции уже были сделаны, будут продолжать развиваться по инерции. А значит – выдавать и выдавать новую нефть. Нужно также учитывать иракский и иранский факторы: эти две страны решительно настроены на то, чтобы увеличить свой экспорт.

Если продолжить эту логику, шансы на сколько-нибудь значительный рост мировых цен на нефть пока, скорее, не просматриваются?

— Да, если ориентироваться именно на фундаментальные факторы, такие как баланс спроса и предложения, то мы увидим, что все прогнозы на ближайшее будущее – от 2 до 10 лет — показывают, что мы вступили в длительную полосу изобилия дешевой нефти при стагнирующем общем спросе на нее. Так что низкие цены, судя по всему, останутся с нами надолго. Если, разумеется, не вмешаются какие-то нерыночные факторы – такие, скажем, как некие военные действия в районе промыслов на Аравийском полуострове или война в Персидском заливе, не дай Бог…

Источник — Радио Свобода