Короткие новости, мониторинг санкций, анонсы материалов сайта и канала "Кризистан" – в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь!

Худо. Бедно. Чем обернётся «структурная трансформация» экономики для российского рынка труда?

Бедность в России

Оптимизм — наш долг

Никогда ещё в современной России оценка людьми положения дел сегодня не расходилась так далеко с их надеждами на завтра. По данным «Измерения инфляционных ожиданий и потребительских настроений на основе опросов населения. Июнь 2022 года», проведённого фондом «Общественное мнение» по заказу ЦБ РФ, индекс «оценки текущего состояния» составляет 70 пунктов — минимум за последние 6 лет. Но зато «индекс ожиданий» достиг 107,7 — почти максимум за всё время наблюдений.

Что же внушает людям такой оптимизм? Это ожидание «роста производства» (индекс достиг максимальных 140 пунктов) и роста занятости (индекс оценки «ситуации с безработицей» — 81 пункт, наилучший результат за всё время наблюдений).

При этом работать люди собираются за большие деньги — индекс оценки перспектив «роста уровня жизни населения» достиг максимальных 90 пунктов (в марте он составлял 63 пункта), а индекс оценки перспектив собственного благополучия за три месяца вырос с 77 до 101 пункта. Люди твёрдо верят в светлое будущее.

Вопрос только в том, насколько ожидания людей совпадают с планами власти по результатам «структурной трансформации» экономики.

Согласно прогнозу Министерства экономического развития, в 2022 году:

  • реальные располагаемые доходы сократятся на 6,8%;
  • зарплаты в реальном выражении упадут на 3,8%;
  • уровень безработицы в 2022 году вырастет до 6,7% (после 4,8% в 2021 году).

Похоже, взгляды обычных людей и хозяев российской экономики на «структурную трансформацию» сильно различаются.

Откровенное объяснение

Термин «структурная трансформация экономики» впервые прозвучал в апреле 2022 года. Председатель ЦБ РФ Эльвира Набиуллина употребила его в качестве общего обозначения процессов, запущенных в российской экономике в начале весны. Детализированное описание этих процессов изложено в бюллетене «О чём говорят тренды», подготовленном Департаментом исследований и прогнозирования ЦБ РФ.

Авторы бюллетеня откровенно описали ситуацию, сложившуюся в экономике «в результате беспрецедентных санкционных мер и сворачивания деловых связей с Россией», и рассказали содержание этапов «структурной трансформации». Применительно к рынку труда её эффекты в кратком изложении будут выглядеть так:

  • В отраслях, наиболее пострадавших от разрушения устоявшихся технологических и производственных цепочек, <…> занятость будет сокращаться. Одновременно начнётся рост спроса на труд в среднем и малом бизнесе, обслуживающем внешнюю торговлю и предоставляющем ремонтные и сервисные услуги.
  • В сфере потребительских услуг занятость, скорее всего, упадёт из-за смещения структуры потребительской корзины и относительных цен в пользу товаров.
  • Занятость в импортозамещающих отраслях будет увеличиваться, а производство — расти опережающими другие отрасли темпами; в результате доля промышленности в экономике увеличится.
  • Меньшие производительность и эффективность техники и технологий потребуют увеличения числа занятых, работающих в отраслях, использующих технику и технологии, а также в отраслях, их обслуживающих. Это снизит общий уровень безработицы, но <…> рост зарплат будет отставать от роста производства, а труд станет дешеветь относительно капитала.
  • Структурно в среднесрочной перспективе в российской экономике вырастет доля обрабатывающих производств и сектора бизнес-услуг. Возрастёт доля инвестиционных отраслей за счёт снижения доли потребительских, аналогично изменится и отраслевая структура занятости.

Простота хуже воровства

Что же, не так все плохо, скажет читатель. Зарплаты не снизятся, а безработица не вырастет. Кроме того, «структурная трансформация» обещает «рост производства»?

Не совсем, скажет экономист. На структурную трансформацию можно посмотреть иначе.

Если вы ломаете высокотехнологичные производственные цепочки, через которые экономика страны связана с мировой, то вы получите сокращение реального ВВП. Даже высокая степень локализации производства не спасёт, если недостающие компоненты уникальны и не могут быть легко заменены. Это создаёт риски, в первую очередь — для сложных отраслей типа машиностроения и электроники. А там, где риски, растёт цена капитала (и возможная прибыль на этот капитал). Деньги становятся важнее труда.

Дальше вы получаете изменение относительных цен и структуры ВВП.

Цены на товары увеличатся относительно цен на услуги. Производительность труда упадёт, а цены на инвестиционные товары вырастут относительно цен на труд. В результате доля оплаты труда в ВВП уменьшится.

Сокращение объёма производства в такой модели будет меньше, чем снижение ВВП, из-за меньшей эффективности производства. При этом спрос на труд может даже возрасти, но это будет спрос на низкоквалифицированный труд — грубо говоря, вместо экскаваторов работать в песчаном карьере будут люди с лопатами.

Деградация вместо безработицы

За счёт чего произойдёт снижение доли оплаты труда в ВВП в ходе «структурой трансформации», объяснял член-корреспондент РАН, экономист Ростислав Капелюшников в комментарии изданию ECONS.online.

«Российский рынок труда за долгие годы выработал алгоритм, как можно приспосабливаться к шокам, минуя резкое сокращение занятости и взрывной рост безработицы: в периоды кризисов адаптация происходит за счёт сжатия рабочего времени и снижения заработной платы.

При ожидаемой инфляции удешевление рабочей силы, скорее всего, будет очень сильным: достаточно просто не индексировать номинальную зарплату, чтобы при инфляции в 20% реальная стоимость рабочей силы упала на такую же величину.

Но и стимулов увольнять сотрудников в такой ситуации у работодателей становится гораздо меньше, что будет способствовать консервации занятости. Формально доля самых квалифицированных работников может при этом не уменьшиться. Но в новых условиях значительному числу из них придётся заниматься трудом, никак не соответствующим уровню их квалификации <…>. Конечным итогом такой «обратной» адаптации, скорее всего, станет масштабное недоиспользование накопленного российской экономикой человеческого капитала».

Недоиспользование человеческого капитала обернётся его деградацией, объяснял директор Центра трудовых исследований ВШЭ Владимир Гимпельсон в интервью порталу Economy Times.

«Доля работников, занятых простой работой на «плохих» рабочих местах, будет расти. Что это значит? Ниже трудовые доходы, хуже условия занятости, туманнее профессиональные перспективы. За всем этим идёт деградация человеческого капитала. Если человеческий капитал в виде знаний и навыков не используется, он теряется и обесценивается. На рабочих местах с примитивной технологией сложный человеческий капитал не формируется. Это имеет много следствий — как для самих работников, так и для общества и экономики в целом».

Длительные последствия

Какими могут быть следствия деградации человеческого капитала для людей?

На этот вопрос может ответить гарвардский экономист Фрэнк Неффке и его соавторы по исследованию Skill Mismatch and the Costs of Job Displacement («Несовпадение навыков и издержки смены трудовых занятий»).

Неффке изучил карьеры 12 000 немецких работников, уволенных по экономическим причинам, и сравнил их с карьерами «статистических близнецов», то есть представителей аналогичной профессии с таким же уровнем образования, работающих в том же секторе, того же пола и живущих в том же регионе (Западной или Восточной Германии), которые не попали под сокращения и успешно продолжали работать по профессии.

Сравнение уровня и динамики доходов «уволенных» и их «близнецов» позволило исследователям выяснить, как влияет нехватка или избыточность навыков уволенных на их доходы с учётом особенностей их дальнейшего трудоустройства.

Оказалось, что через 15 лет у тех, кто «остался в профессии», доходы были в среднем примерно на 8% ниже, чем у их «статистических близнецов». А у «сменивших профессию» — в среднем ниже почти на 16%.

Если у оставшихся в профессии падение доходов на начальном этапе составляло 11%, то у всех сменивших профессию это падение составило 40%.

У специалистов, которые пошли на понижение квалификации (downskillers, как называл их Неффке), зарплата упала на 46%, а у группы работников, которые нашли новое место, требующее существенного приобретения новых навыков при востребованности текущих (upskillers), — на 33%.

Именно то, какая часть имеющихся навыков осталась невостребованной при смене работы после вынужденного увольнения, и определяет масштабы потери дохода из-за массовых увольнений. К такому выводу пришли экономисты.

Наиболее пострадавшие от «структурных трансформаций» — люди, оказавшиеся чрезмерно квалифицированными для своей новой профессии (downskillers). Через 15 лет их доходы были почти на четверть ниже, чем если бы их не уволили.

Правда, обучение новым умениям при одновременной востребованности имеющихся навыков позволяет относительно быстро вернуться на прежнюю траекторию доходов, говорит Фрэнк Неффке. Однако это правило действует только в том случае, если прежние навыки человека нужны работодателю.

Если нет — никто не будет платить человеку за знания, не нужные ему на новой работе.

Вместо прогресса

Но рост квалификации людей будет противоречить решению задач по импортозамещению в рамках «структурной трансформации».

Дело в том, что прежние примеры «импортозамещения», которые знала мировая экономика, опирались на идею «догнать и перегнать».

Логика была такая. Есть развитые страны, у них есть передовые технологии, на базе этих технологий они производят товары, которые, попав на наш местный рынок, «побеждают» товары «своих» производителей. Давайте мотивируем своих производителей осваивать эти технологии, создав для таких производителей особые условия (закроем рынок таможенными пошлинами, дадим субсидии, вариантов было много).

Но ключевой принцип не менялся — «импортозамещение» было важно не «само по себе», а в качестве инструмента усложнения экономики, её модернизации.

И такое импортозамещение требовало повышения качества человеческого капитала. Поэтому большевики начали с ликвидации неграмотности, открытия библиотек и школ — чтобы поставить вчерашних крестьян к станкам.

Но сейчас в РФ ситуация совсем другая — импортозамещение преподносится как «вещь в себе», нужная для того, чтобы «возродить» промышленность и выпускать «свои» товары вместо импортных, но на основе старых технологий — других-то нет! Отсюда все эти истории с возвращением «самолётов Ту» или «автомобиля «Москвич».

Экономист Бранко Миланович, один из ведущих мировых экспертов по проблемам неравенства, предложил называть происходящее регрессивным импортозамещением — technologically regressive import substitution — в отличие от импортозамещения «прогрессивного».

Но регрессивное импортозамещение потребует «регресса» накопленного человеческого капитала, объясняет Миланович, рынку труда в этом случае будут нужны работники не высокой, а «средней» квалификации, что и даст возможность нанимателям игнорировать их уровень образования. Такая «деквалификация» обязательно скажется на спросе — как на образование, так и на другие «сложные навыки».

Сталин и его наследники

Но как же быть с обещанным начальниками «мобилизационным рывком», разве он не вызовет рост дефицита квалифицированных кадров?

В рамках «мобилизационного рывка» действительно есть «дефицит кадров». Но с ключевой оговоркой — дефицит «дешёвых кадров». Весь опыт «мобилизационных рывков» показывает, что для них нужны не «просто кадры», а «кадры, готовые работать за минимальную зарплату».

В этом и суть «мобилизации»: если мы можем привлечь человека к работе за приемлемые для него деньги, то никакая «мобилизация» не нужна, эта штука сбалансируется спросом и предложением на рынке труда.

С точки зрения экономической теории правильно говорить не о «мобилизации», а об «экстремальном налогообложении труда». Если вы какими-то специальными мерами заставляете человека работать «за меньшие деньги», то есть на условиях, на которые он без принуждения не согласился бы, — это то же самое, как если бы вы взимали с него дополнительный «налог» трудом.

Как работала сталинская индустриализация 1930-х годов — образцовый мобилизационный проект?

  • Создаём колхозы, через которые принудительно изымаем произведённый ресурс;
  • цена труда крестьянина относительно этого ресурса снижается;
  • колхозники (кто может) бегут на «стройки коммунизма»;
  • создают избыток предложения на рынке труда;
  • вчерашним колхозникам дают в руки лопаты или ставят к станкам (заодно продают им хлеб, изъятый из деревни) — вот вам и «мобилизация трудового ресурса».

Но! Безработица в этой модели тоже есть, только «скрытая» — вроде везде висят объявления «требуются», но когда человек получает работу, выясняется, что купить на свою зарплату он может немного… А это то же самое, что невозможность получить зарплату, соответствующую уровню квалификации.

Так что в «смысле макроэкономики» нынешние министры — законные сталинские наследники, только «мобилизацию» они упаковывают хитрее.

Работать это будет так:

  • сокращаем потребительский импорт;
  • снижаем товарное наполнение зарплаты (деньги есть, товаров нет, и цены на них начинают подниматься);
  • люди оказываются в «вилке»: «хочешь покупать — работай больше за те же деньги» (повышай производительность!);
  • а мы продадим тебе товары made in Russia/China по высокой цене (в данном случае не так важен даже курс валюты, важно товарное наполнение «рабочего часа»).

Плюс — за счёт сокращения занятости в «постиндустральной экономике» — создаётся давление на рынке труда, позволяющее не повышать зарплаты. Чтобы заставить людей согласиться на меньшие деньги или заставить их работать дольше, не надо устраивать «массовых увольнений» — достаточно роста безработицы до 7%, как и прогнозирует Минэкономразвития.

В этой ситуации и начинается «деградация человеческого капитала». Люди понимают, что сложные профессии им осваивать незачем — заниматься придётся чем-нибудь простым.

Правда, между Сталиным и его «наследниками» есть разница.

Сталин усложнял экономику, тащил «деревню» в «город», «наследники Сталина» упрощают экономику — тащат «город» в «деревню».

Или «структурно трансформируют».

Почему структурная трансформация обернётся снижением доходов людей?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо напомнить, как «устроена» экономика РФ.

Это «сырьё в обмен на потребительские товары и обеспечение их производства плюс оборудование для военно-промышленного комплекса». Отдельные «производства» с этой точки зрения ничего не меняют, у нас не «производственная» страна, а сырьевая и торговая.

Если в стране с такой структурой экономики вы хотите экстренно «раскрутить» производство, то испытанный способ состоит в том, чтобы снизить «цену труда» (одновременно снижая уровень жизни людей или замедляя темпы роста уровня жизни). Чтобы у «производственников» выросла норма прибыли в сравнении с другими секторами.

«ВЫЖИМАТЬ ВСЁ ИЗ ТРУДА» МОЖНО ТРЕМЯ СПОСОБАМИ.

«Мягкий способ» — это задержка темпов укрепления национальной валюты. Чем дешевле рубль, тем меньше импортных товаров пойдёт в страну, тем проще будет местным «производственникам». В общем, чем дешевле национальная валюта, тем ниже цена труда в этой стране по отношению к товарам с внешнего рынка.

«Жёсткий способ» — это ограничение притока импортных товаров, которые вызывают рост цен на «импортозамещающую» местную продукцию.

«Безжалостный способ» — экстремальное налогообложение потребления, то есть искусственное создание ситуации, когда для покупки товаров и услуг вам придётся работать значительно больше времени, чем вы делали это раньше.

Конечной целью во всех этих случаях является повышение нормы прибыли предприятий. Или увеличение бюджетных доходов, если бенефициаром, менеджером и инвестором таких предприятий является правительство.

Сейчас мы наблюдаем «экстремальное налогообложение потребления», в котором вы можете убедиться, прикинув, сколько вам придётся дополнительно работать, чтобы приобрести привычные товары.

В экономической теории сочетание этих мер называется «промышленной политикой» — в РФ много раз говорили о «возрождении производства», так вот, в существующих условиях возрождение пока выглядит именно так.

А «высвобождение рабочей силы» — ключевой элемент этой промышленной политики, в рамках которой люди под угрозой потери работы будут вынуждены соглашаться на снижение зарплаты. Или ты работаешь за меньшие деньги там, где скажут, или не работаешь вообще. Чтобы создать избыточное давление предложения на рынке труда, не надо «увольнять всех» — надо уволить одну сравнительно небольшую часть, другой части снизить зарплату, а остальные всё сами поймут. Так это и работает.

Это не случайное стечение обстоятельств. Так и было задумано властью.

Будут ли деньги (при коммунизме) после структурной трансформации? У кого будут, у кого нет

Росстат в отчёте «О социально-экономическом положении России. Май 2022 года» зафиксировал сильнейший за 7 лет обвал реальных зарплат россиян.

Реальные, то есть скорректированные на темпы роста цен, зарплаты в апреле сократились на 7,2%.

В среднем люди прожили апрель на зарплату в 62 269 рублей в месяц. По сравнению с апрелем‑2021 эта сумма выросла на 5655 рублей, или 9,4%. Но прибавки, которую осуществили работодатели, оказалось недостаточно, чтобы компенсировать инфляцию, которая в апреле установила 20-летний рекорд (17,8%).

Однако у кого-то доходы будут только расти.

Поступления от НДФЛ для богатых в 2023 году могут вырасти на 40%, прогнозирует Министерство финансов. По оценкам ведомства, в следующем году в казну поступит 117,5 млрд рублей НДФЛ для богатых, тогда как действующим законом о бюджете прогнозируется 84 млрд рублей.

В 2024 году планируются доходы в размере 127,6 млрд рублей вместо ожидавшихся ранее 89,8 млрд рублей. То есть рост составит 42%.

В 2025 году — 138,1 млрд рублей вместо 95,8 млрд рублей — рост на 44%. Таким образом, в общей сложности за три года министерство рассчитывает собрать более 383 млрд рублей.

На одном полюсе будет собираться богатство, а на другом — бедность. «Середины» новая модель экономики РФ не предусматривает.

Дмитрий Прокофьев, «Новая рассказ-газета» за июль 2022

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *