Любая катастрофа всегда (подчеркну — всегда) сопровождается известным феноменом. Любое решение, принимаемое в ходе катастрофы, призванное замедлить темп катастрофы или тем более развернуть ее, лишь ухудшает позицию и главное — бессмысленно расходует ресурс системы, дефицит которого, кстати, и привел к обвалу.

Парадокс внутреннего управления катастрофой всегда заключается в том, что наиболее рациональным управленческим решением является ничего не делать. Или если делать — то исключительно в направлении ускорения катастрофических процессов. Смысл таких действий заключается не в мазохизме, а в понимании природы катастрофы. Катастрофа — это процесс перехода системы из одного стационарного состояния (которое она уже не может удерживать) к другому стационарному состоянию. На более низком или на каком-то ином уровне — но стационарном. Управлять можно лишь стационарными, то есть, прогнозируемыми, процессами. Поэтому рационально как можно скорее пройти хаотический нестационарный период и выйти хоть на какое-то, пускай даже промежуточное, но все-таки стационарное решение. И управлять уже им.

Здесь нужно оговориться — управление бывает внешним и внутренним. Управлять процессом катастрофы можно — но лишь извне. Ей можно задать граничные условия, коридоры — но только в том случае, если управление осуществляется каким-то внешним по отношению к ней контуром. «Изнутри» сделать это невозможно. Если вы нагреваете колбу с водой, то внешний по отношению к ней источник тепла — это и есть внешний управляющий контур. Можно увеличить или уменьшить мощность источника, управляя процессом кипения. «Изнутри колбы» этого сделать нельзя. Но ниже я буду говорить только о внутреннем управлении системой, находящейся в состоянии катастрофы.

Ключевой проблемой управления в таком случае становится определение состояния управляемой системы — она еще в кризисе (пускай даже системном) или уже перешла в стадию катастрофы. Неадекватность в оценке приводит к описанному в первом абзаце феномену.

Искусство управления катастрофами, находясь внутри них, заключается в двух принципиальных моментах. Первый — определение начала катастрофы. Когда система из плохо, но управляемого состояния перешла в неуправляемый режим. Второй момент связан с пониманием течения катастрофы. Катастрофа создает дивергенцию — это всегда расхождение на два сценария, в конце которых — новое стационарное состояние системы. Точнее, два разных стационарных состояния. У сложной катастрофы может быть много точек бифуркации и много соответствующих им дивергенций. В каждый конкретный момент времени управление катастрофой возможно лишь в пределах одной дивергенции.

Задача управления в таком случае сводится к выбору одного из сценариев и максимально быстрого прохождения катастрофы от исходной точки к промежуточной, где система обретает устойчивость. Это — рациональное управление. Все остальные решения являются нерациональными.

Всё просто. В теории.

На практике, если мы возьмем нынешнюю Россию, мы можем констатировать: режим Путина начиная с 2008 года вошел в кризис. С 2008 по 2011-2012 годы этот кризис носил структурный характер и мог быть преодолен без разрушения самого режима. Но у руководства страны не хватило интеллекта оценить обстановку и выработать решения структурного характера, вследствие чего примерно с 2012 года режим перешел в состояние системного кризиса. «Майские указы» Путина — реакция именно на системный кризис. В 2019 году, еще до «пандемии», системный кризис прошел все положенные стадии и вышел в режим катастрофы.

Сложная система переходит из одного состояния в другое не вся целиком, а по частям. Но катастрофа отличается тем, что она как гангрена — начавшись в одном месте, будет безостановочно распространяться далее по всему организму. А вот хирурга и ножа у неё не предусмотрено. Хирург и нож — это инструменты разрешения системного кризиса. У катастрофы нет и не может быть внутренних инструментов для ее разрешения. Начавшись, она должна завершиться. Необратимой смертью системы или ее перерождением — но возврат у нее не предусмотрен.

Катастрофа, в которую вошел путинский режим в 2019 году, захватывает всё большие пространства и части всей российской социальной системы. Наиболее рациональным решением в таком случае становится, как сказано выше, не противодействие катастрофе, а наоборот — ее ускорение. До достижения нового (пусть и промежуточного) стационарного состояния.

Проблема в том, что любое новое стационарное состояние означает полный (или практически полный) уход нынешней управляющей страты. Добровольный, насильственный, с гарантиями или без. Но уход. Собственно, это и есть маркер достижения промежуточного стационарного состояния. До тех пор, пока нынешняя номенклатура находится у власти — мы будем продолжать находиться на первом этапе российской катастрофы.

Дивергенцией в данном случае является уход правящей касты. Он может произойти относительно проектно, и тогда ротация правящей касты будет более длительной, но менее кровавой и болезненной как для нее, так и для всей страны, либо уход произойдет стихийно — через социальный взрыв или переворот. Тогда всё будет проходить гораздо быстрее, но с более тяжелыми последствиями для всех.

После этого страна войдет в относительно стабильный (а главное — управляемый) период, в ходе которого будет вырабатываться проект новой России. Дивергенцией станет выбор между двумя основными проектами (поначалу их будет много, но очень быстро всё придет к закономерному выбору из «двух зол»). Этот выбор будет сделан в ходе нового этапа катастрофы, итогом которого станет победа одного из проектов и зачистка всей управляющей системы от сторонников проигравшего проекта.

Затем наступит новый стационарный этап, где управление снова будет восстановлено. В ходе этого этапа в рамках победившего проекта будет происходить борьба (как обычно, ожесточенная) за тактические решения — и, конечно, за ресурсы, с помощью которых будет происходить решение тактических задач реализации проекта-победителя. И — система вновь войдет в хаотическое состояние в той же последовательности.

Здесь нужно понимать, что с каждой новой итерацией, если всё будет происходить в относительно рациональном поле, амплитуда и продолжительность хаотических нестационарных процессов катастрофы будут снижаться. И когда система выйдет из катастрофы, далее её развитие будет сопровождаться уже «обычными» кризисами, не выходящими в неуправляемый и нестационарный режим.

Естественно, что стоит понимать и еще один важный нюанс — все те, кому суждено проиграть (начиная с нынешней воровской аристократии) с этим категорически не согласны. А потому на рациональность их действий рассчитывать не приходится. Она, эта нерациональность, будет мощным возмущающим фактором, серьезно колеблющим описанный выше сюжет. А раз так — то на первых этапах случайности и разного рода флуктуации будут играть очень существенную роль. Настолько существенную, что система (то есть, Россия — как государство и вообще: мы с вами) может находиться в состоянии катастрофы весьма продолжительное время. Настолько продолжительное, что выйти из нее уже не сможет. Ресурс системы, даже такой огромной, как Россия, конечен и небеспределен. А учитывая, насколько страна разворована и уничтожена путинской братвой, он существенно подорван. Поэтому вероятность «невыхода» из катастрофы достаточно велика — особенно на первых этапах. Они будут самыми неопределенными, сложными и (возможно) длительными.

Автор — независимый политаналитик Анатолий Несмиян (@ElMurid)