Место России в новой экономической архитектуре

Для России трансформация ее локального политического ревизионизма в глобальную экономическую и политическую перестройку стала неожиданной. Кремль до середины 2017 года действовал в парадигме «ограниченного геополитического противоборства», надеясь на восстановление отношений с Западом. Изначально российская власть не была готова к формулированию и тем более к осуществлению программы модернизации. Этому способствовал и сложившийся к 2013 году баланс сил в российской элите. Глобалистски-либеральный сегмент рассматривал экономическую модернизацию и ее социально-политические последствия как опасные. Модернизация неизбежно создала бы новые группы экономических интересов, потенциально дестабилизирующие структуру собственности и архитектуру власти, сформированные по итогам приватизации конца 1990-х и первого, элитного, передела собственности 2001–2005 годов («равноудаление олигархов»). Но полностью сохранить сложившийся баланс не удалось: «клановые войны» последних лет отражают полезные в целом для экономики, но дестабилизирующие отношения в элите процессы изменения влиятельности различных групп экономических интересов под воздействием новой экономической реальности.

Попытка сохранить прежние парадигмы встраивания в глобальную экономику, продемонстрированная российскими экономическими властями в стратегии поддержки экспорта, будучи концептуально правильной, не учитывает двух принципиальных обстоятельств: во-первых, перспектив глубокой перестройки существующей системы глобальной экономики, а значит, и структуры технологических и логистических цепочек. Ряд ныне перспективных рынков могут потерять значительную часть своей привлекательности. А во-вторых, того, что существующая структура экспорта за отдельными исключениями (сотрудничество с Египтом, Ираном, Индией, рядом других стран) консервирует преимущественно сырьевую структуру российской экономики. Что никак не будет способствовать повышению качества участия России в мировом разделении труда.

Главный вопрос для России — насколько попытки ее экономической изоляции и разрушения экономики являются частью процесса и механизмов подготовки к экономическому кризису, а насколько — самостоятельным элементом системы международных отношений. Вероятно, ситуация вокруг России изначально не была частью какой-то большой геоэкономической картины. По мере своего развития и расширения санкционной системы она стала интегральной частью процесса формирования контекста перестройки архитектуры мировой экономики.

Рубежными факторами для встраивания конфронтационной ситуации вокруг России в общий контекст глобального кризиса, вероятно, стало соглашение России с ОПЕК и достижение долгосрочного понимания между Москвой и Пекином о гармонизации взаимных интересов по поводу глобально значимых логистических коридоров. Хронологически окончательное встраивание конфронтации с Россией в глобальный контекст следует отнести на вторую половину 2016 года, когда события в мировой экономике и политике начали резко ускоряться.

Заявление Путина по поводу возможности применения ядерного оружия с особым акцентом на ответно-встречный характер ответных стратегическо-ядерных действий свидетельствует: в Кремле допускают, что кризис будет носить тотальный характер и может быть связан с утратой не только экономической самостоятельности, но и целостности государства. Учитывая традиционную осторожность российского руководства, это означает готовность к сравнительно жесткому сценарию развития ситуации.

Едва ли кто-то будет спорить, что в нынешнем социальном и экономическом формате Россия не сможет эффективно бороться за сохранение позиций, завоеванных в последние четыре-пять лет. Но складывающаяся вокруг России нарастающе конфронтационная ситуация, дает ей возможность более жестко бороться за влияние в процессе выработки новой глобальной экономической архитектуры. Вопрос, есть ли у России сейчас собственная среднесрочная стратегия, релевантная условиям формирующейся экономической многополярности, становится далеко не общетеоретическим. А способность доминирующих групп и кланов в элите запустить механизмы экономической и социальной модернизации определит способность элиты играть в глобальных процессах более значимую роль, чем в прежней системе. Контуры будущей глобальной экономики, глобальной политической архитектуры и институциональной инфраструктуры формируют и примерный запрос на формулу российской модернизации.

Россия оказалась на периферии борьбы за влияние в новой архитектуре мировой экономики, но есть несколько областей, где ее влияние близко к решающему:

— энергетика, включая новейшие технологии. Хотя до уровня лидера в борьбе за новую технологическую платформу в глобальной энергетике Россия «недотянула», ситуация дает нам новый шанс;

— интегрированные оборонные технологии и услуги в сфере безопасности, спрос на которые в процессе глобальных трансформаций будет только расти.

— глобальная логистика. Россия, еще десять лет назад считавшаяся исключительно объектом освоения, смогла продемонстрировать способность к самостоятельному конфигурированию и реализации крупнейших логистических проектов.

При серьезных усилиях на общегосударственном уровне возможно появление четвертого сегмента глобального влияния России — химической промышленности. Есть существенный потенциал для формирования глобального влияния по направлению оборота редкоземельных металлов и специальной металлургии, хотя этот сектор по определению «нишевой». Но позиции в нем могут быть трансформированы в решающее влияние в секторе новых материалов.

Указанных сфер доминирующего влияния недостаточно для того, чтобы претендовать на решающую роль в формировании новой архитектуры глобальной экономики, особенно в условиях несамодостаточности российского рынка и неспособности России сформировать уверенно контролируемую систему «сателлитных» рынков. Негативную роль играет неспособность России сформировать адекватную новым условиям инвестиционную составляющую своей экономической политики. Возникшая в России ситуация «инвестиционного кладбища» — наиболее очевидная угроза перспективам усиления ее влияния на процесс формирования новой глобальной экономической архитектуры.

Модернизация в России будет происходить на фоне относительно высокого уровня сфокусированных на ней военно-политических рисков. Это может напоминать послевоенный период, когда против политики СССР по восстановлению экономики и усилению влияния велось комплексное противодействие с использованием как военно-силовых, так и экономико-рестриктивных средств. Модель предвоенной (1930-е — начало 1940-х годов) модернизации за счет игры на противоречиях крупнейших капиталистических государств на фоне восприятия СССР как экономически игнорируемой маргинальной силы существенно менее вероятна.

Ключевыми системными подходами к реализации конкретных модернизационных проектов могли бы стать:

— создание новых регионально ориентированных фокусов экономического роста. Россия обладает ресурсами для реализации одновременно двух, максимум трех проектов регионального развития, изначально многоотраслевых. Требуется правильно определить приоритеты и контролировать ресурсы на высшем политическом уровне. России нужна новая экономическая география;

— опережающее технологическое развитие по основным кластерам за счет концентрации инвестиционных ресурсов и создания особых условий функционирования. Необходим возврат к системе «оргпроектов», относительно замкнутых в организационном плане крупных технологических и производственных проектов, реализующихся в особых экономических условиях под контролем высшего руководства. Оргпроект должен быть нацелен на создание полноценной новой отрасли реального сектора экономики с соответствующими технологическими, производственными и социальными связями. Сейчас Россия способна осуществлять не более двух оргпроектов одновременно, но этого пока достаточно с учетом узости инвестиционных возможностей;

— сохранение, поддержание за счет предоставления доступа к оборотному капиталу и встраивание в формирующиеся регионализированные центры экономического роста отраслей, связанных с «традиционной» промышленностью (промышленностью «второй» и «третьей» модернизаций). По традиционным направлениям промышленности России целесообразно заимствовать элементы политики Дональда Трампа при учете различий в структуре и масштабах экономики. Традиционные отрасли российской промышленности могут и должны становиться экспортно ориентированными. Политика российского правительства по поддержке экспорта вполне адекватна, но это лишь одно из направлений системной модернизации страны, неспособное заменить остальные. «Экспортность» традиционных отраслей должна компенсироваться наличием внутренних драйверов для новых территориально-отраслевых кластеров;

— управляемое формирование нового гражданского общества в противовес тенденциями его виртуализации. Необходимо преодолеть тенденции социальной атомизации. Диалог с социально активными группами, выражающими консолидированные общественные интересы, более привлекателен стратегически, нежели маргинализация и выведение из активной экономической жизни значимых общественных слоев. России нужны институционализированные кластеры (региональные и отраслевые) с новыми социальными парадигмами поведения. Это и будет «Русский мир 2.0», адекватный эпохе постглобализации;

— воссоздание системы постоянного образования и постоянной подготовки/переподготовки кадров. По сути это крупнейший социальный и управленческий вызов, требующий возрождения на новом уровне авторитета высшего образования и научной деятельности как элитарной сферы. Необходим и выход за пределы формалистических наукометрических показателей в научной деятельности и формирование в пределах российской экономической и культурной ойкумены системы научных и научно-практических школ и площадок для очного и заочного взаимодействия профессионально близких слоев за пределами только коммуникационного пространства.

Распад глобального экономического мейнстрима создает реальную опасность навязывания России модернизационных фантомов, фиктивных, чисто информационно-манипулятивных направлений модернизации, которые высасывают из страны инвестиционные и организационные ресурсы, направляя их в «негодные», тупиковые сферы. Такие модернизационные фантомы «перпендикулярны» практическим задачам, стоящим перед Россией. Мы уже наблюдали несколько попыток вброса в российское интеллектуальное пространство фиктивных векторов модернизации, наиболее заметным из которых была тема «блокчейн и криптовалюты». В таких условиях самое главное — определить стратегические векторы целеполагания в технологиях, которые позволят России бороться за достойное место в новом мировом разделении труда.