Россия на фоне глобального кризиса: расписание на послезавтра
В преддверии мирового кризиса Россия оказалась на периферии борьбы за влияние в новой архитектуре мировой экономики. Но стратегический подход к модернизации позволит ей остаться ключевым игроком на ряде направлений.
Глобальная экономика находится в предкризисном состоянии, и этого никто не скрывает. Ее видимая устойчивость обеспечивается высокой инерцией умеренного роста, накопленной к началу XXI века, и комфортностью системы инвестиционного капитализма, достигшей пика развития к 2008 году. Но даже легкого толчка может оказаться достаточно для провоцирования «большого обвала».
«Полутораполярная» система мировой экономики, в которой мир существовал последние пятнадцать лет, отражала объективную ситуацию: США как единственная сверхдержава и Китай в качестве значимой, но экономически зависимой силы. Но она оказалась неспособной к развитию в условиях многовекторности перемен и деэкономизации глобальных процессов. Ожидаемый новый экономический кризис приведет не только к перераспределению влияния в системе международных отношений, но и к перестройке ее архитектуры.
Контуры проблемы
Ситуация в мире требует не просто перераспределения условных долей влияния ключевых капиталистических государств мира (что вполне можно было сделать и в рамках существующих институтов), но изменения базовой архитектуры мировой капиталистической системы. Этот кризис не может быть отнесен к классическим циклическим кризисам капитализма. С одной стороны, он возник в силу формирования устойчивых политических и военно-политических ограничителей дальнейшего расширения пространства взимания основных рент, что требовало снижения или как минимум замораживания социального стандарта в «первом» мире. А с другой — с невозможностью дальнейшего качественного рывка в развитии промышленности, связанного с отсутствием инвестиционных перспектив, приемлемых для системы инвестиционного капитализма.
В 2013–2017 годах постепенно происходил переход от диалогичности процессов развития глобальной экономики к более волюнтаристской, во многом конфронтационной модели. Эта трансформация начала проявляться уже на завершающем этапе правления демократов в США, и можно только догадываться, насколько экономически конфронтационным могло бы стать президентство Хиллари Клинтон. Эту модель можно видеть и в поведении европейских лидеров в отношении Греции (условия третьего пакета помощи), России (одностороннее ужесточение условий энергетического взаимодействия) и КНР (ужесточение позиции на торговых переговорах и актуализация темы прав человека произошли даже раньше, чем это сделали США).
Распространившиеся ожидания масштабного экономического кризиса сами по себе являются индикатором нездоровья в системе мировой политики и экономики. Хотя бы потому, что подобные ожидания существенным образом ограничивают инвестиционную активность, особенно среднесрочную. Торможение среднесрочной инвестиционной активности — наиболее зримое проявление будущего кризиса.
Складывающуюся ситуацию отражают «внутривидовые» противоречия развитых стран, связанные с необходимостью перераспределения влияния и изменения режима доступа к инвестиционным ресурсам между позднеиндустриальными и постиндустриальными странами. Эти противоречия не могут быть разрешены только в рамках характерного для постбиполярной эпохи «колониального» подхода, реализовывавшегося через выкачивание дополнительных ресурсов из условно «развивающегося» мира. Кризис неизбежно затронет ядро «развитого» мира, а значит, и глобальную финансовую систему. Современный мировой капитализм дошел до пределов своего расширения, но оказался неспособен к некризисному качественному рывку в технологиях и социальном развитии.
Противоречия стали возникать еще в начале 2010-х годов в сфере глобально значимой логистики, когда Китай, Россия, Иран, Катар, Индия и другие страны обозначили стремление к изменению сложившихся важнейших направлений товаропотоков. А значит, и механизмов взимания логистической ренты, критически важной не столько для США, сколько для системы глобализации в целом и участвующих в ней транснациональных структур. Передел логистических пространств одномоментно не вел к перестройке глобальной экономики, но создавал для этого некоторые условия, давая новым центрам экономической консолидации дополнительную опору.
В своих крайних вариантах развития складывающаяся ситуация приведет к распаду единой глобализированной финансовой системы и регионализации не только ключевых процессов экономического роста и торговых отношений, но и расчетно-инвестиционной деятельности. В ряде случаев кризис может иметь жесткий, антагонистический характер, и представляется, что его уже нельзя преодолеть исключительно в рамках процессов и процедур экономической конкуренции.
Многое в развитии глобальной экономики и политики будет зависеть от поведения США. Политика США напоминает попытку управления деструктивными процессами методом «встречного пала». Трамп, провоцируя локальные кризисы, управляемо разрушая отношения с партнерами (то есть связи глобальной или субглобальной, как в случае с евроатлантизмом, критической взаимозависимости), пытается смягчать масштабы «большого» кризиса. Не исключено, что часть американской элиты смирилась как минимум с частичным распадом Pax Americana, отпадением от американоцентричной системы мировой экономики значимых региональных и отраслевых компонентов. Но стремится сделать этот процесс более управляемым.