Спустя неделю после телеобращения президента по пенсионной реформе можно окончательно расставить все точки над «i» относительно ее мотивов и содержания. А также ответить на вопрос, почему власть так уверена в своих возможностях навязывать населению любые, даже самые непопулярные решения

Когда В. Путин выступил со специальным обращением к россиянам, комментируя обсуждающийся ныне в элитах и обществе проект повышения пенсионного возраста, в прессе и в интернете незамедлительно появилось множество критических реакций на это выступление. Авторы пытались «поймать» президента на некомпетентности в экономических вопросах; решительно выразить свое политическое несогласие с данной «реформой»; оценить потенциальные масштабы неизбежно вызреваемого в российском обществе протеста. Мне хотелось бы не ударяться в эмоции и спокойно оценить, какие существенные выводы можно сделать из эпопеи, начавшейся 14 июня, с объявления о «пенсионной реформе» и завершившейся речью В. Путина с ее «корректировкой».

Во-первых, содержание выступления президента, в котором он подробно остановился на дискуссиях, «шедших в правительстве и экспертном сообществе с начала 2000-х годов» (здесь и далее все цитаты из обращения В. Путина), указывает, что тема возникла не вчера и хорошо знакома главе государства. Последний раз он выступал против повышения пенсионного возраста, как следует из его речи, в 2008 году. Резкое изменение демографических показателей произошло якобы после этого момента. Значит, неизбежность повышения возраста выхода на пенсию была прекрасно понятна в Кремле до выборов 2018 года — но об этом избирателям ничего не говорили. По сути можно считать, что В. Путин признался: он «во спасение» врал своим согражданам, чтобы им не захотелось ненароком подорвать ту стабильность, ради которой он так трудился. А теперь правда вышла наружу — как с тем же Крымом, где сначала не было российских военных, а потом оказалось, что это «мы эффективно провели там референдум».

Во-вторых, сам тот факт, что президент санкционировал внесение от имени правительства в Государственную думу более радикального варианта закона, чем тот, который он считает оптимальным, показывает сразу две вещи: с одной стороны, что самым тонким приемом общения с электоратом в Кремле считают использование образов «злого» и «доброго» следователей (что объяснимо, исходя из бэкграунда значительной части его обитателей), и, с другой стороны, президент ни во что не ставит авторитет в глазах общества ни правительства, ни законодательной власти, которые были вынуждены на протяжении более чем двух месяцев защищать притворные позиции, растрачивая этот самый авторитет только для того, чтобы глава государства смог подать свою позицию в максимально выигрышном свете. «Игра с нулевой суммой», в которой Россию часто обвиняют в международной политике, является единственно известной Кремлю и во внутренней: сейчас и в будущем рост популярности В. Путина сможет достигаться только за счет полной дискредитации его же собственных соратников.

В-третьих, президент сначала признал, что «в бюджете есть ресурсы для пополнения Пенсионного фонда; мы, как минимум, ближайшие 7-10 лет сможем продолжать индексировать пенсии в установленные сроки», а потом заговорил о том, что трансферт в ПФР нужно увеличить с 3,3 трлн руб. сегодня до 5 трлн руб., «если предположить, что мы хотим достичь поставленной цели, выйти на среднюю пенсию в 20 тысяч рублей». Но тут возникает вопрос: а откуда взялась эта «цель»? Почему было не оставить все «как есть» и передать проблему меньше чем через шесть лет следующему главе государства? Ответ, на мой взгляд, очевиден: никакой смены власти не планируется. Сказка о «20 тысячах рублей» потребовалась как приманка для популяризации пенсионной реформы, а сама она — для того, чтобы быстрее перевернуть непопулярную страницу и не оказаться перед необходимостью проводить реформу после 2024 года, то есть в то время, когда еще какая-то часть кредита доверия В. Путина будет утрачена. Если бы президент действительно ощущал себя «хромой уткой», ни о какой реформе никто бы сегодня и не задумался.

В-четвертых, в контурах реформы заключен также ответ на то, что может случиться в 2024 году. Когда ряд комментаторов отметил, что уступка в повышении пенсионного возраста женщин не на 8, а на 5 лет четко ориентирована на относительно традиционный «ядерный» путинский электорат — женщин средних возраста и достатка (см., например, мнение К. Симонова), коллеги, как мне кажется, «взяли ложный след». Намного более значимым является прямо не озвученная в выступлении (в нем был лишь вскользь упомянут «ряд других категорий» работников), но продекларированная ранее решимость не повышать пенсионный возраст всем категориям «силовиков», давая им возможность выйти на «заслуженный» отдых начиная уже с 45-50 лет. Именно эта категория граждан, а вовсе не унылая низшая часть среднего класса, должна обеспечить стабильность в грядущие годы. И, собственно, пенсионная «реформа» продемонстрировала, чьи интересы Кремлю важны, а чьи — не очень, так рельефно, как этого не происходило, пожалуй, с самого начала путинского правления.

В-пятых, предельно четко противопоставив «силовиков», или «новую аристократию», как многие из них себя сейчас называют, «черни и быдлу», власти попытались довольно тонко расколоть саму потенциальную протестную группу лиц старшего возраста. С одной стороны, если раньше существовало ясное понятие «пенсионеры», определявшее целый набор льгот (о последствиях их отмены я уже высказался), то сейчас у нас будут «пенсионеры» и «люди старших возрастов», так как, по словам В. Путина, «на переходный период» (а это 10 лет) «льготами смогут воспользоваться женщины при достижении 55 лет и мужчины с 60 лет»; такой подход наверняка внесет сумятицу в умы этих самых людей. С другой стороны, вводится также понятие «предпенсионного возраста», границу которого, замечу, президент четко не определил (он говорил и о том, что «после 50-ти работу действительно сложно найти», и давал понять, что речь идет о гражданах, которые попадают в «волны» повышения пенсионного возраста). Так или иначе, принцип «разделяй и властвуй» применен в отношении пожилых россиян довольно искусно.

В-шестых, и это, наверное, наиболее очевидное и банальное, президент не коснулся ни одного существенного момента, который можно было бы отметить в нынешней довольно сложной для власти ситуации: он не сказал ни слова относительно эффективности использования пенсионных средств, ограничившись утверждением, что россияне сегодня платят пенсии не себе, а своим родителям; не обратился к вопросу о «замораживании» накопительной части пенсии, которое продолжается уже пятый год; никак не соотнес происходящее с мировым опытом. Более того, В. Путин, привычно «вытерев ноги» о 1990-е годы и заявив, что «демографический провал конца 1990-х оказался сопоставим с 1943-м и 1944-м военными годами», не остановился на демографических достижениях 2000-х, которые, следует отдать ему должное, весьма существенны: среднегодовое число рождений в 2000-е годы было на 18% выше, чем в среднем в 1990-е, а в 2013-2015 гг. — на 48% выше. Между тем это означает, что сокращение отношения числа работающих к числу пенсионеров — явление волнообразное, и как раз после 2025 года маятник качнется в обратном направлении. И если президент столь внимательно наблюдает за колебаниями цены на нефть («а что если завтра цены на нефть и газ упадут, что вполне возможно и уже не раз было, что тогда?»), непонятно, почему он не задумывается о волнах рождаемости?

В-седьмых, и это во многом вытекает из первого отмеченного нами обстоятельства, В. Путин анонсировал исключительно малозначительные послабления (возможность уйти на пенсию на полгода раньше в некоторых случаях; создать параллельную систему расчета пенсионного возраста на основе трудового стажа; увеличить максимальный (но не средний) размер пособия по безработице для граждан предпенсионного возраста до 11,3 тысяч рублей; обеспечить определенные льготы многодетным матерям и даже пожертвовать двумя днями общественно полезной деятельности граждан предпенсионного возраста в год на прохождение бесплатной диспансеризации), изменив из значимых идей лишь возраст выхода на пенсию женщин. Между тем именно это обстоятельство, которое было представлено провластными экспертами чуть ли не как революционное, ничего не меняет: повышение этого возраста с 60 до 63 лет должно было по первоначальному плану состояться между 2029 и 2034 годами, так что можно считать, что правительственная реформа на ближайшие десять лет была одобрена президентом в ее исконном виде, а риторика рассчитана… ну, скажем так, на очень уж невнимательных граждан.

В-восьмых, обращает на себя внимание удивительная деперсонализация всего того «фона», на котором власть решила осуществить повышение пенсионного возраста. Основные проблемы страны, как мы узнаем, являются «результатом тяжелейших демографических потерь во время Великой Отечественной войны»; изменение соотношения работающих граждан и пенсионеров стало следствием вполне объективных обстоятельств, «подтвержденных экспертами Организации Объединенных Наций»; естественно, не обойдены вниманием и «серьезные трудности в экономике», из которых Россия вышла только в 2016 году и которые, вероятнее всего, никак не связаны с текущей внутренней и внешней политикой. При этом даже не упоминаются те инициативы, которые власти предпринимали, — причем исключительно разумно — в 2000-е годы. Где оценка провала пенсионной реформы 2002 года, которую санкционировал сам В. Путин? Почему не используется по прямому назначению, для покрытия дефицита пенсионной системы, Фонд национального благосостояния, созданный им же перед самым переездом из Кремля в Белый дом в 2008 году? Если власти видели проблему с 2000-х годов, то почему до сих пор «пенсионная система у нас построена на солидарном принципе» и ничего не было изменено? Это «исторически сложилось», как в Советском Союзе однопартийная система? Но тогда вообще зачем народу и стране власть, которая ничего не способна изменить к лучшему?

В-девятых, и это во многом вытекает из предыдущего впечатления, стоит обратить внимание на то, что президент… как бы помягче сказать… попрекает свой народ в излишней, что ли, тяге к роскоши. Ведь посмотрите, что получается: пенсионеры в России (которые, конечно, герои, и «мы перед ними в огромном долгу») — страшная обуза. Если дать им всем хотя бы по 20 тысяч рублей в месяц, «то дефицит Пенсионного фонда увеличится в полтора раза», что окажется «бóльшим, чем все расходы на национальную оборону и безопасность страны»! Если «обложить дополнительными налогами нефтегазовые компании, топливно-энергетический комплекс, всего того, что мы таким образом сможем собрать, хватит, чтобы выплачивать пенсии максимум пару месяцев» (но как же тогда удалось норвежцам собрать в свой национальный пенсионный фонд более 1 триллиона долларов?). Ну а если продать «накопленные упорным трудом» функционерами ПФР недвижимость и прочие крайне необходимые для работы активы, то ненасытные пенсионеры проедят эти средства «за шесть дней». Поэтому базы отдыха Пенсионного фонда надо сохранить, расходы на оборону и безопасность повысить, нефтянке дать развиваться по законам рынка, а вот о повышении пенсионного возраста задуматься — это как раз самое время!

И, наконец, в-десятых, интересен язык В. Путина, проявляющийся в последних строках его выступления. Если обычно он высказывается в форме «я решил» или просто «решил», «сделал», «считаю», то здесь неожиданно посыпались «мы»: «если мы сейчас проявим нерешительность», «нам предстоит принять трудное, непростое, но необходимое решение», и т. д. И тут хочется спросить: кто такие в представлении В. Путина эти «мы»? Если он имеет в виду всех россиян, которые, по Конституции, представляют источник власти, то почему бы не заслушать их мнение на референдуме, который, как уже ясно, успешно «сливается»? К какому «мы» может апеллировать человек, последовательно демонтировавший все мыслимые механизмы народовластия в стране и уничтоживший все значимые формы «обратной связи» правящей элиты и населения? Или же «мы» — это сообщество чиновников-технократов, привыкших не обсуждать спускаемые сверху решения? Собственно, это, на мой взгляд, и есть главный вопрос всего сегодняшнего момента, который состоит в том, сохранилась ли у российского общества хотя бы какая-то субъектность, или оно готово пассивно вестись на любые «разводки», в том числе и «пенсионную».

Источник — Сноб