Главной целью прошедших выборов было безусловно и неопровержимо подкрепить посткрымскую политику электоральными результатами. И речь уже шла не о расширении путинского большинства, а о желании продемонстрировать миру, что прогрессивное, некогда разгневанное меньшинство с хорошим образованием и в норковых шубах добровольно и убедительно присоединилось к большинству, не оставляя противникам режима никаких аргументов для спекуляций на тему «когда все развалится».

По итогам президентской кампании Владимиру Путину, кажется, удалось решить все поставленные задачи: получить максимальное число голосов избирателей за всю историю правления (56 млн), добиться относительно высокого уровня явки, полной деморализации как системной, так и внесистемной оппозиции, получить «электоральный мандат» на продолжение противостояния с Западом. Подобная оценка кажется более чем убедительной. Однако нынешняя кампания интересна тем, что многие в ней вовсе не то, чем кажутся.

Выборы за Путина? Выборы для Путина

Тема подготовки к президентской кампании 2018 года возникла в Кремле еще в сентябре 2016 года, сразу после завершения парламентских выборов. Тогда успешно проведенная кампания («Единая Россия» значительно расширила свое присутствие в Госдуме, потеснив системных оппонентов) стала определенной чертой, за которой началась подготовка к главному политическому испытанию – переизбранию президента.

Управлять кампанией был приглашен Сергей Кириенко, которому, как гласит легенда, Владимир Путин поставил вполне конкретную задачу – выйти за пределы своего ядерного электората и максимально расширить базу поддержки. Тут можно долго спорить о том, что такое ядерный электорат Путина и насколько корректно использовать этот термин по отношению к президенту, но сигнал со стороны главы государства был достаточно прозрачный – получить больше, чем когда-либо.

Возникает вопрос: зачем Владимиру Путину при столь прочных позициях и на пике популярности так активно требовать расширения и без того огромной электоральной базы?

Выдвинем предположение, что никакого непосредственного электорального значения (с точки зрения определения доли пропутинских избирателей) на самом деле нынешние выборы для власти не имели. Владимир Путин вошел в избирательную кампанию с убеждением, что акт политической поддержки проводимого им курса был совершен ровно четыре года назад: сразу после аннексии Крыма и с началом геополитической эскалации в отношениях России и Запада.

Именно с марта 2014 года для Путина начинается отсчет некоего нового срока с кардинально другой легитимностью президента, когда экстремальные геополитические условия требуют расширенного мандата на отстаивание национальных интересов и обеспечение безопасности страны. С того момента Владимир Путин начинает постепенно превращаться из политического лидера в политического вождя, что должно было придавать исключительную легитимность его действиям.

Однако все это накладывалось на одну техническую проблему: легитимность путинского вождизма была лишена практического, количественного подтверждения. Зарождается растущая потребность Путина безусловно и неопровержимо подкрепить свою политику электоральными результатами. И речь уже шла не о расширении путинского большинства, а о желании продемонстрировать миру, что прогрессивное, некогда разгневанное меньшинство с хорошим образованием и в норковых шубах добровольно и убедительно присоединилось к большинству, не оставляя противникам режима никаких аргументов для спекуляций на тему «когда все развалится».

Выборы 2018 года приобрели для Путина исключительный смысл для сакрализации его посткрымской России, лидером которой политически он был негласно избран весной 2014 года. Выборы 2018 года стали долгожданной возможностью предъявить Западу «заработанный на галерах» электоральный бонус за Крым, Донбасс и Сирию, за годы стойкого сопротивления политике сдерживания, несправедливого давления, бесконечных унижений.

Выборы 2018 года оказались вопросом не его отношения с народом, а вопросом отношений его и народа с враждебным окружением России. Именно поэтому так нужна была явка: продемонстрировать не только наличие того самого электорального ресурса поддержки президента, но и высокую степень готовности общества к быстрой провластной мобилизации.

Удивительным подходом в нынешней кампании стала и ориентировка не на процентное, а на абсолютное выражение уровня поддержки Путина: впервые успешность кампании неофициально измерялась миллионами проголосовавших. В этом – особое желание дистанцироваться от всех остальных выборных циклов России и вписать голосование за Путина в масштаб страны, а не в контекст результатов конкурентов.

Этим объясняется и то, что все попытки найти «образ будущего» были заброшены, так толком и не начавшись: контекст кампании укладывался в логику легитимации прошлого и настоящего. Сама задача формулирования «образа будущего» предполагала наличие выбора между обсуждаемыми в элите сценариями развития страны, в то время как инерция кампании по умолчанию диктовала совсем другую логику – исключение самой возможности вариативности будущего.

По итогам кампании убедительную победу одержал не Владимир Путин, а сформированная им реальность 2014–2018 годов, получившая мандат на то, чтобы распространять свою логику и дальше – за пределы посткрымской мобилизации с конечной целью интегрировать все идеологические лагеря в единый механизм функционирования государства. В этой перспективе понятнее становится логика конкурентов Путина, которые надеются преобразовать свою электоральную роль в политические или административные дивиденды внутри режима. Прошедшая встреча Путина с кандидатами – яркое тому подтверждение.

А что народ?

На сегодня самым простым объяснением того, почему население выстроилось в очереди, чтобы проголосовать за Путина, стало влияние напряженного геополитического фона, логики осажденной крепости. Добровольная или пусть немного принудительная, но относительно чистая мобилизация, казалось бы, демонстрируют протест населения против несправедливости внешнего мира, бесконечных унижений российских спортсменов, военных, журналистов. У этой логики есть свои основания, но есть и важные оговорки.

Прежде всего, это беспрецедентная роль корпоративного подхода к мобилизации сотрудников крупных компаний. На нынешних выборах власти не понадобилось ни каруселей, ни тысяч автобусов. Изменилась сама логика корпоративной мобилизации. В прошлые годы руководство компаний (государственных или зависимых от государства) находилось за рамками политического механизма управления явкой. Тогда кнутами и пряниками большие и малые начальники загоняли нерасторопных избирателей на участки с четко сформулированной задачей – отдать свой голос конкретному кандидату.

В этот раз руководство крупных компаний оказалось частью не внешнего, а внутреннего механизма мобилизации явки, с гораздо более структурированной системой управления, работоспособной не только в контексте выборов, но и за их пределами. Провластная форма существования сотрудников крупных компаний становится задачей, решаемой в повседневном режиме, требующей корпоративного патронажа и хорошей организации не только до, но и после выборов. Это должно гарантировать власти перманентную готовность корпораций обеспечить режим массовостью, если потребуется.

Прочтение смыслов нынешней кампании населением и властью сильно расходится. Для заметной части избирателей голосование стало административным шагом, который совершался на базе сложной мотивации, часто не имеющей никакого отношения к желанию проголосовать за Путина. Власть же воспринимает такое голосование как проявление политической воли народа, поддержавшего Путина. Однако условный избиратель «за Путина» и условный избиратель, проголосовавший за Путина, – два разных электоральных типа, где первые составляют лишь часть гораздо более масштабного числа последних.

Именно с этого начинается расхождение поствыборной повестки проголосовавшего за Путина избирателя и власти. Для Владимира Путина итоги голосования снижают барьеры на пути ужесточения внутренней и внешней политики, снимают вопросы о целесообразности какой-то там либерализации или поиска диалога с Западом, читаются как «народный ответ» всем паникерам, рассуждающим об опасности и тупиковости выбранного Россией пути. Иными словами, 76% – это однозначная победа мобилизационного тренда во внутриэлитной дискуссии.

Однако готовы ли под этим подписаться 56 млн россиян, отдавшие свой голос за Путина? Для них нынешние результаты вовсе не мандат на будущее, а форма реакции на сложившийся в последние годы геополитический дискомфорт в ситуации, когда альтернативы маргинализованы, а внешний мир выглядит все более враждебным.

Главным вызовом четвертого срока Путина станет борьба в общественном сознании двух несправедливостей: давления Запада на Россию и распределения благ властями. На сегодня первая закрепила свой однозначный примат, но вторая никуда не исчезла. Население наградило президента электоральным бонусом за геополитическое сопротивление. Но это вовсе не означает готовности подписаться под использованием этого бонуса как безграничного и безмолвного ресурса в геополитической игре.

Ключевая ошибка власти в интерпретации итогов выборов заключается в том, что они подменяют свершившуюся легитимацию прошлого народным карт-бланшем на будущее. То самое будущее, о котором власть не захотела и не смогла говорить с обществом, окончательно отведя ему роль заложника нарастающего геополитического хаоса.

Татьяна Становая, Московский центр Карнеги