Скрытые механизмы кризиса-2008

Как уже отмечалось, кризис — это всегда ошибка, причем ошибка коллективная. Но что способствовало допущению ошибки? Попытаемся в этом разобраться.

1. Сбой в системе перераспределения доходов и вытеснение среднего класса. Если попытаться охарактеризовать нынешнюю систему ведения бизнеса, то она получит название несправедливой. Дело в том, что оплата труда топ-менеджеров стала поистине запредельной и просто несопоставима с заработками обычных работников. Люди, которые создают богатство, вкладывая в этот процесс почти все свое время и всю свою энергию, зарабатывают гроши, тогда как люди, которые управляют этим процессом, получают поистине гигантские суммы. В литературе уже отмечалось, что 50 лет назад глава большой американской компании зарабатывал в 20 раз больше, чем его средний подчиненный, а сейчас — в 500 раз [10, с.83].

Существенный разрыв в оплате высших и низших кадровых сословий существовал всегда, но никогда он не доходил до такого вопиющего дисбаланса, как сейчас. Причем сразу оговоримся: этот процесс происходит не только и не столько в США, это происходит практически во всех странах мира, включая Россию. Сегодня первые и вторые лица предприятий имеют заработки в десятки раз больше, чем у самого дорогого обычного сотрудника. Если компания очень большая, то горстка топ-менеджеров может включать даже десятки людей, но суть дела от этого не меняется. И речь в данном случае идет не о собственниках предприятий, не об акционерах, а просто о менеджерах-наемниках. Что здесь не так?

Во-первых, большой разрыв в заработках приводит к разрушению системы стимулирования и мотивации. Возникает парадокс: люди, которые реально что-то делают и создают, ничего не хотят и вкалывать не стремятся. Это и понятно: вкалывай, не вкалывай — все равно особо не заработаешь; есть некий предел, за который не перепрыгнешь.

Во-вторых, получение должности топ-менеджера совершенно прекратило зависеть от профессиональных качеств человека. Сегодня вхождение в административную элиту зависит от личных отношений с главным лицом вплоть до биохимической совместимости с ним и от случайных обстоятельств, управлять которыми совершенно невозможно. Именно поэтому повсеместно можно наблюдать картину, когда большими деньгами и должностями обладают люди, не имеющие выдающегося интеллекта. Окружающие их люди все это видят и понимают, а коли это так, то надрываться на службе, чтобы тебя заметили, им совершенно не имеет смысла. Они и не надрываются. Делают вид, что работают. В результате формируется хозяйственная система, работающая по принципу тотальной халтуры.

В-третьих, большие деньги получают люди таких профессий, которые не создают ничего полезного. Например, Россия давно и с интересом наблюдает, как разные футбольные клубы за фантастические гонорары перекупают друг у друга игроков. А в это же самое время сельскохозяйственные работники южных регионов страны едва сводят концы с концами. И это при том, что за последнее время в отрасли производительность труда возросла в 3-4 раза. Но и этого мало — местных сельскохозяйственных работников руководство пытается вытеснить и заменить совсем дармовой рабочей силой — мигрантами из других стран. Похожая ситуация просматривается и в отечественном жилищном строительстве. Всем известна ошеломляющая норма прибыли этой отрасли, но при этом самим строителям, в качестве которых работают преимущественно мигранты, платят гроши. Но и эти гроши им часто не выплачивают: случаи, когда крупные и солидные строительные фирмы «кидают» своих строителей стали чуть не нормой столичной жизни России.

Параллельно происходит и разрыв в заработках между представителями одной и той же профессии. Например, в США определенная часть юристов попадает в крупные корпорации и буквально гребет деньги лопатой; кто-то даже попадает в Белый дом. Однако большинство юристов прозябает на ничтожные 30 тысяч долларов в год, что даже меньше, чем средний доход по стране [10, с.83]. По идее, различия в оплате должны хоть как-то коррелировать с полезностью выполняемой работы. Но такая связь уже практически нигде не просматривается. Все это окончательно демотивирует население и разрушает остатки трудовой этики.

Действие указанных эффектов приводит к тому, что средний класс постепенно вымывается из общества, остаются только очень богатые и очень бедные. Разумеется, при такой социальной структуре устойчивое развитие невозможно и кризисы неизбежны. История капитализма во всех странах недвусмысленно показывает, что значительные социальные и экономические результаты достигались только в обществах, где формировался большой и мощный средний класс. Маргиналы не могут ни производить, ни потреблять блага: слишком богатым, ответственным за производство, уже не надо ничего производить, а слишком бедным, которым много чего нужно, просто не на что потреблять. И, похоже, что сегодня капитализм почти во всех странах мира перешел к «старой» модели, от которой он лет сто назад начал активно отходить.

На первый взгляд, может показаться, что даже серьезные разрывы в доходах сами по себе не должны вести к кризису. Однако это не так. Дело в том, что изменения в мире все-таки произошли и изменения позитивные: даже самые бедные стали жить не так уж плохо. В результате возникает своеобразная патовая ситуация: большие массы бедных людей живут более или менее приемлемо, но никакие усилия не позволяют им существенно улучшить свое положение. Конечно, можно начать вкалывать на пределе сил, но это приведет лишь к несущественному улучшению их материального положения. И тогда начинает действовать великий принцип экономии сил: лучше ничего не делать и ничего не иметь, чем вкалывать — и все равно почти ничего не иметь. Результатом такой философии является либо экономический застой, либо массовое культивирование финансовых хитростей, когда скромный обыватель превращается в мелкого спекулянта. Более того, указанные порочные принципы жизни социума ведут к ориентации населения на самые примитивные радости, что поддерживает и усугубляет все негативные тенденции. Рано или поздно такая политика обнаружит свою ущербность и проявится в виде экономического кризиса.

Примечательно и то, что даже кризис не может изменить описанную ситуацию. Например, стал уже хрестоматийным случай с банком «Lehman Brothers», в отношении которого началось расследование. Суть ситуации полностью характеризуется увещеванием председателя комитета Конгресса США Генри Ваксмана, адресованное председателю правления «Lehman Brothers» Ричарду Фолду: «Ваша компания только что обанкротилась, наша экономика в кризисе, а вы получаете 480 млн. долларов компенсации» [11]. Иногда ситуация сглаживается «благородными» жестами руководства, как, например, в случае с бывшим генеральным директором UBS Петером Вуффли (Peter Wuffli), который в ноябре 2008 г. отказался от компенсации за увольнение в размере 10 млн. долларов. В данном случае важно то, что такая компенсация ему полагалась.

2. Синдром брендов, нематериальные активы и волатильность финансового рынка. Однако главный вопрос остался в стороне: почему все так происходит? Почему так не было раньше?

Ответ кроется, как это ни парадоксально, в пресловутой экономике знания или, как ее еще называют, в информационной экономике. Переход к этой стадии развития общества ознаменовался ростом роли и значения информационного фактора. Что это значит?

Прежде всего, то, что возникло такое понятие, как бренд. И этот бренд стал мощной силой, которая воздействует на потребителя, заставляя его покупать товары и услуги даже не самого высокого качества и отнюдь не по конкурентным ценам [12]. Проиллюстрируем возникший эффект на примере университетской системы.

Сегодня многие российские абитуриенты поступают в вузы, совершенно не зная и даже не думая о том, чему и как их там будут учить. Главное — чтобы университет был брендовым. Тогда полученный диплом будет хорошо котироваться на рынке, и вложения в этот диплом окупятся. Но беда в том, что бренд уже сидит в цене обучения в этом университете, а, следовательно, диплом знаменитого вуза (бренда) будет стоить намного дороже, чем никому неизвестного (без бренда). Но тогда можно было бы предположить, что коль скоро брендовый университет назначает более высокие цены, то и профессорам в них должны платить больше. В том-то и дело, что нет. Ведь платят абитуриенты высокую цену не потому, что в вузе работает тот или иной хороший профессор, а потому что вуз известный. И если даже вся профессура вуза в одночасье сменится, то никто этого и не заметит — бренд останется, а, следовательно, сохранится престиж вуза и его высокая цена. А если все обстоит именно так, то, значит, профессора никакого отношения к бренду и высокой цене обучения не имеют и им не надо повышать заработки. И на практике сверхприбыль от бренда в форме маржи между выручкой и затратами распределяется среди топ-менеджеров вуза. И чем сильнее бренд, тем больше сверхприбыль, а, следовательно, тем выше заработки высшей университетской администрации. Вот и получается, что ректор брендового вуза и его приближенные получают баснословные доходы, тогда как заработок профессоров оказывается ниже, чем у школьного учителя.

Описанная ситуация с университетом абсолютно типична и даже в еще более явной форме проявляется в частном и корпоративном секторе. Главным же следствием феномена брендов является возможность колоссального завышения цен над объективно обусловленным уровнем, когда происходит почти полный отрыв цены от качества. Кроме того, бренды разрывают связь между сверхприбылью и непосредственными исполнителями работы. Всю маржу может себе присвоить глава компании, причем без зазрения совести, ибо легко взаимозаменяемые работники никакого отношения к этому финансовому агрегату не имеют. Возвращаясь к примеру с университетом, можно указать на типичную ситуацию, когда за несколько лет проходит череда подорожаний обучения в вузе и достигает величины, например, в 280 тысяч рублей в год со студента, а заработная плата преподавательского состава все эти годы не меняется и остается на смехотворном уровне. Результат — сверхбогатый топ-менеджмент и нищие рядовые сотрудники. Но ни тем, ни другим не хочется работать: первым уже не нужно, вторым бессмысленно. И при внешнем благополучии начинается деградация организации. А бренд продолжает жить своей собственной жизнью!

Теперь предположим, что такая странная организация с таким кадровым наполнением выпустит свои акции, и они начнут котироваться на фондовом рынке. Бренд и здесь проявит себя и скоро котировки ущербной организации с негодным менеджментом и полупарализованным низовым кадровым составом взлетят до небес. Так и надувается финансовый пузырь, являющийся следствием коллективной ошибки рыночных агентов. А если еще использовать деривативы (вторичные финансовые инструменты), когда заключаются сложные сделки под будущие изменения дутых акций, то ситуация совсем усложняется и пузырь может раздуться до неимоверных размеров. Лопается же информационный пузырь, каковым является любой бренд, в одночасье и от него не остается ничего. Именно так и функционирует новая информационная экономика с переусложненными финансовыми инструментами.

Сегодня многие преуспевающие компании имеют огромные активы, основную часть которых составляют нематериальные активы, формирующиеся в зависимости от их бренда. По некоторым оценкам в 2005 г. доля материальных активов в США составляла всего лишь 8% всего капитала компаний, а в Германии — 12%. В России также нарастает масса непродуктивных активов: в 1996 г. их доля составляла 44%, а в 2005 г. — 48% [13, с.169]. Но что такое нематериальные активы? Это лицензии, патенты, какие-то технологии, документация, выстроенная сеть контрагентов и прочее, а также торговая марка — бренд. Так вот, при изменении условий и сдвигах на рынке вся эта эфемерная масса рассыпается и мгновенно теряет всю свою стоимость. А теперь представим, что компания в одночасье потеряет, например, 70% своей капитализации за счет обесценения нематериальных активов и финансовый рынок отразит это соответствующим падением котировок. А если еще и оставшиеся 30% материальных активов обесценятся вдвое, то у компании останется 15% исходного капитала. В реальности бывало и хуже: например, акции банка «Lehman Brothers» в начале кризиса-2008 рухнули на 93%.

Возможны и прямо противоположные эффекты — в сторону увеличения активов компаний. Классическим примером тому служат автомобильная фирма «Volkswagen», чьи акции в разгар кризиса поднялись в цене в 6 раз. В результате таких манипуляций с фиктивным капиталом амплитуда колебаний рыночных котировок становится поистине ужасающей, что само по себе способно обрушить рынок. Таким образом, вопреки мнению некоторых, считающих, что нематериальные активы представляют собой своеобразную подушку безопасности компаний, на самом деле именно эти виртуальные агрегаты и лежат в основе гигантской волатильности современных финансовых рынков.

3. Символический капитал и доверие. Помимо всего сказанного, бренды еще переплетаются с феноменом доверия. Брендам доверяют, причем иногда явно чрезмерно. Иногда бренды принимают форму символического капитала, который ничего не имеет под собой. Сегодняшнее общество почти постоянно переоценивает какие-то стороны жизни и выстраивает символические фантомы, которые сами по себе могут генерировать любые ошибки.

Пожалуй, одним из самых ярких примеров оперативного действия символического капитала служит банк «Lehman Brothers», который долгое время был рекордсменом по части выдумывания и внедрения новых финансовых инструментов. Однако все эти инновации шли в основном со стороны молодых работников банка, являющихся выпускниками преимущественно Гарвардской школы бизнеса. Зачастую их непосредственное начальство в лице более старших сотрудников банка не понимало предлагаемых ими нововведений, но признаться в этом не могло и не брало на себя ответственность за блокирование новых идей гарвардских выпускников. Символический капитал специалистов из Гарварда оказался слишком велик, чтобы противостоять ему на основе примитивного здравого смысла. Не удивительно, что в такой обстановке почти полной бесконтрольности молодые и креативные клерки в какой-то момент зашли слишком далеко и внедрили такую массу переусложненных финансовых инструментов, что кредитный процесс стал просто неуправляемым. Таким образом, бренды и сопутствующий им символический капитал часто выступают в качестве непосредственного генератора ошибок и кризисных ситуаций.

***

Вообще сейчас принято с восторгом говорить о новой экономике знаний, однако на самом деле человечество только сейчас по-настоящему сталкивается с ее оборотной стороной. И должно пройти еще немало времени, пока нынешняя цивилизация окончательно «переварит» информационную экономику со всеми ее трюками и подвохами. И нынешний финансовый кризис — это первый шаг по тернистой тропе переосмысления ценностей в рамках новых экономических реалий.

Финансовый кризис-2008 поставил перед миром множество практических вопросов, на которые предстоит ответить в ближайшее время. Все это непросто, но если правильно отреагировать на поставленные вызовы, то можно ожидать мощного посткризисного рывка в развитии всей цивилизации.

Литература

1. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. М.: Инфра-М. 1999.
2. Балацкий Е.В. Теория жизненных ресурсов: модели и эмпирические оценки // «Мониторинг общественного мнения», №2, 2007.
3. Балацкий Е.В. Рынок витальных ресурсов и его свойства // «Общество и экономика», №8, 2008.
4. Мировой финансовый кризис: Америка устала — остальные отдыхают // «Капитал страны», 13.10.2008.
5. Майн Рид. Собрание сочинений, том 1. М.: «Терра»-«Terra», 1991.
6. Балацкий Е. Непотопляемая Америка и неунывающий доллар // «Капитал страны», 23.10.2008.
7. Бабич Н. Кризис как наказание безбожникам: неполиткорректная гипотеза // «Капитал страны», 10.11.2008.
8. Судный день массового инвестора // «Капитал страны», 15.10.2008.
9. О природе финансового кризиса: инвесторы и спекулянты // «Капитал страны», 13.10.2008.
10. Быков П. Накануне великой революции // «Эксперт», №42(631), 2008.
11. www.euronews.net/ru
12. Финансовый кризис: во всем виноваты бренды! // «Капитал страны», 17.10.2008.
13. Леонтьев Б.Б. Проблемы оценки интеллектуального капитала / В сб.: Конкурентоспособность в условиях информационного общества: опыт стран БРИК: Материалы международной научно-практической конференции. М.: ГУУ, 2008.

Автор — Балацкий Евгений Всеволодович, источник — журнал «Капитал страны»