Интересное собрание мнений и оценок об итогах ушедшего года и перспективах года наступившего. Политика, экономика, курсы валют и многое другое.

В условиях кризиса многим из вас могут понадобиться юридические консультации. Обращайтесь за информацией и юридическими услугами к адвокатам Московской городской коллегии адвокатов. Это профессионалы, способные помочь даже в самой безвыходной ситуации.

«Власти предстоит отвечать на очень тяжелые вопросы. Больше некому»

Что нас ждет в политике в 2009 году?

Подготовил Александр Садчиков

Как правило, високосный год считается неудачным. В России именно на эти годы приходились выборы, а вслед за ними и пик политической активности. Был 2008-й високосным в политическом смысле? Стали ли мы за этот год больше европейской или азиатской страной? А может, просто сохранили свою самобытность и самодостаточность? Наконец, что ждет нас в следующем году: продолжение (пик?) кризиса? Новые вызовы и угрозы в экономике? Об этом на 21-м заседании Политического клуба «Известий» говорили наши известные эксперты.

Валерий Федоров, генеральный директор ВЦИОМа:

«Нельзя вести себя так, как будто кризиса нет»

У меня главный образ года — наш самолет либо подстрелили на взлете, либо сейчас стреляют по нему, а мы отстреливаемся тепловыми ловушками. Все показатели социального самочувствия, которые мы фиксируем, весь этот год неуклонно росли до августа-сентября. После — застопорились, а с ноября мы видим их снижение. Не скажу, что это снижение перешло в обвал, но движение явное. И чем дальше вопрос от простых вещей (работа, зарплата), а ближе к будущему (что будет завтра? чего вы ожидаете? чего вы боитесь?), тем хуже оценки. На вопрос — жизнь вашей семьи через год будет лучше, хуже или такой же? — мы зафиксировали двукратное превышение числа тех, кто считает, что через год их семье будет хуже, чем сейчас, над теми, кто считает, что будет лучше. Показатели социального самочувствия откатились примерно на уровень 2005-2006 годов. К счастью, мы пока не вернулись во времена первого путинского мандата. Был очень мощный рост в 2007-м и в первой половине 2008 года. Несмотря на смену власти (которая всегда сопровождается не только завышенными ожиданиями, но и завышенными рисками), был устойчивый рост всех показателей. Сейчас мы застыли. Мы не понимаем, что происходит.

— Общество, а не мы… — поправили политологи Федорова.

Мы. Я себя от общества не отделяю. Почему не понимаем? Потому что до сих пор мы фиксировали достаточно внушительные победы. Они могут кому-то показаться смешными, но это были победы.

— Народ говорил: так прет, что можно начинать третью мировую, — заметил Дмитрий Орлов.

— Нет, она уже началась, правда, мало кто это заметил, — отозвался репликой Алексей Чеснаков.

Качество наших побед можно критиковать, но они были. Были голландцы, война на Кавказе. Много чего. Все это сформировало «повышающий тренд» — люди поверили. Помните этот лозунг: «Верим в Россию, верим в себя!» Лозунг из плакатного и умозрительного стал соответствовать умонастроению значительной части общества. И тут — бац! Пришла беда откуда не ждали! Одно дело, когда тебе и так плохо, а тут еще чего-то обвалилось. И другое дело, когда ты настроился на позитив — ты можешь позволить себе больше, чем раньше, а получаешь негатив. Та же проблема среднего класса. Он всегда был аполитичным и голосовал ногами. А тут он поверил не в политиков и не в великую державу, а в то, что жизнь можно нормально планировать. Отсюда ощущение растерянности и дезориентации, непонимание, куда мы движемся. Причем трещину дал фундамент этого мира — американский фундамент.

Эта тенденция трансформируется в вопрос и запрос от общества к власти: куда же нам плыть теперь? Власти предстоит отвечать на очень тяжелые вопросы. Больше некому. Ответы г-д Немцова, Касьянова и прочих деятелей не слышны не потому, что их куда-то не пускают, кто хочет — найдет. Им не доверяют. Их просто не воспринимают как людей, от которых можно что-то достойное услышать. Соцопросы показывают: у власти есть кредит доверия. С кредитом выходить из кризиса легче, чем без него. Мы имеем шанс проскочить ту крайне болезненную фазу выхода из кризиса, которая называется «охота на ведьм». Но для этого власть должна действовать и вести себя не так, как будто кризиса нет, а так, как будто он есть.

Иосиф Дискин,сопредседатель Совета по национальной стратегии:

«Позитивный результат кризиса — в страну возвращается политика»

Август 2008 года стал этапом, завершившим постсоветскую эпоху развития России. Почему? Во-первых, мы избавились от целого ряда фобий, комплексов, которые мучили страну весь постсоветский период. Шок августа 2008-го подействовал оздоравливающе. Ну, как и водится, как только хорошее завершается, начинаются крупные неприятности. Что выяснилось? Институциональная система страны оказалась малоспособной распознать приближающийся кризис и очень с большим опозданием начала на него реагировать. К сегодняшнему дню преодолена мифология, что с кризисом можно разобраться монетарными средствами. При сохранении монетарной риторики денежных властей — а есть люди, которые ее сохраняют, — используется вполне кондовый кейнсианский арсенал (по имени теоретика макроэкономики Джона Мейнарда Кейнса. — «Известия»): поддержание платежеспособного спроса, инвестиционные проекты поддержки ключевых предприятий, стабилизация против безработицы. В общем, все идет по главам книги Кейнса. Великий был человек…

Наше руководство принимает вполне осмысленный и здравый набор мер, которые только в силу того, что нет институциональной системы, оказывают слабое воздействие на реальную ситуацию. Что я имею в виду, когда говорю, что отсутствуют институциональные системы… Принимается решение поддержать банковскую систему. Через три дня обваливается рубль. Выясняется: деньги-то оказались на бирже…

Санкции поддерживают норму, а вот отсутствие санкций ее сильно разрушает. Отсутствие санкций после того, как люди довольно вольно обращались с деньгами, полученными от государства, начало развращать и разрушать нормы нашей бизнес-среды.

Сейчас кризис дал нам еще один крупный позитивный результат — в страну возвращается политика. То, что сейчас происходит, политтехнологическими маневрами решить невозможно. Придется многие вещи называть своими именами. Когда говорят: мы спасаем крупнейшее предприятие — это абсолютно четкий политический выбор. Когда Владислав Сурков говорит, что мы спасаем средний класс, это начинает проговариваться система политических приоритетов, которыми руководствуются при выходе из кризиса. Бороться с кризисом придется не только экономическими, но и идейно-политическими мерами. Чего в России не было давно. И в этом позитивное значение кризиса…

Дмитрий Орешкин, политолог:

«Если следовать советской системе ценностей, то надо вводить ГКЧП номер два»

Год был плохой — по-настоящему високосный! Начиная с погружения в кризис и заканчивая ослаблением международных позиций. Утрачен статус лидера в СНГ, в ШОС Китай перехватил лидирующие позиции, ОДКБ тоже не очень-то работает, Белоруссия до сих пор не намерена поддерживать признание двух новообразованных республик. Стало ли у нас больше или меньше политических и социальных свобод? Не знаю, как у нас, а у меня стало меньше. На телевидение перестали звать (что, кстати, хорошо), уменьшили мои избирательные права и собираются это продолжить (предлагают выборы мэров отменить).

Главные угрозы, естественно, достанутся в наследство 2009 году. Как их пережить — вопрос сложный. Система ценностей, которую наследует нынешнее правительство, восходит к Советскому Союзу. Логика такая: держава важнее гражданина. Проблема в том, что тогда эта линия проводилась достаточно жестко и принудительно. Сейчас у людей больше свободы, поэтому рациональное поведение граждан, отстаивающих свои интересы, вступает в очевидное противоречие с иррациональной системой ценностей. Нам говорят, что из соображений патриотизма мы должны поддерживать свою экономику. Вроде все правильно. Но эти же самые люди, проговорив эти слова, дают команду своим брокерам рублевые активы переводить в долларовые, а лучше — в евровые.

— А почему же в евро лучше? — поинтересовался Федоров.

— Вот у меня были акции, я в июне их продал и купил евро, когда он был дешевый. Сейчас у меня 15% прибавки, — делился бизнес-опытом Орешкин.

— А у вас была инсайдерская информация, — не унимался Федоров.

— Нет! Откуда? — как-то с опаской оправдывался Орешкин.

— Надо рынок четко оценивать и верить в Россию! — дал совет Орлов.

— И в евро. Лозунг «Верю в Россию; верю в евро», — каламбурили эксперты.

Рациональное поведение граждан приводит к усилению оттока средств в иностранную валюту. Рациональное поведение бизнеса — который хочет себя защитить и понимает, что если он будет инвестировать здесь, то в любой момент придут и отберут, — приводит к тому, что бизнес переводит деньги опять же туда. Кризис будет обостряться и непонятно, как с этим бороться. Если этой системе ценностей продолжать следовать, то надо вводить ГКЧП номер два, отменять демократию и возвращаться к советской системе ценностей со всеми вытекающими из нее последствиями. Поскольку Советский Союз был в экономическом смысле пузырем, он, естественно, лопнул. А риторика осталась. Попытка Путина совместить риторику державную, а практику рационально-экономическую сейчас пришла к естественному противоречию — или приходится возрождать доверие, чтобы люди вкладывали деньги здесь, или надо насильно выдавливать из жирных котов сало и раздавать его бедным. Коты убегут сразу вместе с салом. Кризис доверия так просто не лечится.

Александр Дугин, философ, лидер Международного евразийского движения:

«Мы ехали в этом лифте только потому, что в нем ехали все. Сейчас этот лифт рухнул!»

Когда говорим: «Верю в Россию — верю в себя» — это формула национал-либерализма. Верю в общее, в Россию, в национальное и верю в себя, в личное, в свою свободу. Логика власти до 2008 года заключалась в некоем компромиссе — между коллективной антропологией нации (когда мы говорим: государство может делать со мной все что угодно) и индивидуумом. Так у нас в истории было всегда. За исключением тех случаев, когда в 90-е годы стал появляться средний класс. Стал! Но, на мой взгляд, уже перестал. Этот средний класс — этот индивидуум, который верит в себя, — был основан на матрице либерализма. Этот либерализм находился экстерриториально и до конца никогда не принимался нашим государством, даже в ельцинский период. При Путине это уже просто стало системой. Получалось, что мы ограничивали индивидуум общностью, государством, державой, но эту державу ограничивали индивидуумами. Чистым либералам не нравится государство. Нам, государственникам, не нравятся ограничения каким-то там гражданским обществом. Путин основывался на том, что важно и то, и то. И в экономике, и в политике, и в идеологии. Медведев такой же. Это формула нашей власти. В сентябре, в начале кризиса, произошел слом одной из этих функций. Безусловная эффективность либеральной экономики и либерального общества треснула. Когда в глобальном масштабе рухнет эта ультранеолиберальная ортодоксия, то заденет нас по тому психологически-финансовому аспекту, который современный россиянин чувствует лучше всего. Это его затронет по деньгам. Мы втянулись в этот глобальный экономический рост на основании нашего соучастия в либеральной экономике. Мы ехали в этом лифте только потому, что в нем ехали все. Сейчас этот лифт рухнул!

Да, возвращается политика. Но она не возвращается в лице субъектов. Она возвращается где-то между идеологией и властью. И носителем ее всегда будет только власть. Политика будет выстраивать свои месседжи по отношению к власти, а власть будет что-то принимать, а что-то отвергать. В отсутствие реальной вменяемой экономики власть остается самым главным и почти единственным ресурсом. Теперь появляется возможность много чего добавить к лозунгу «Верю в Россию — верю в себя». «Верю в Россию — верю во власть». «Верю в Россию — верю в промышленность и армию». «Верю в Россию — верю в Русскую православную церковь». Верю уже не в себя, а в нас всех вместе. 2008-й показал несостоятельность мировой либеральной системы. 2009-й станет началом отсчета, когда наконец все вещи войдут опять в фокус, от которого они отклонились на некоторое время в попытке навязать России несвойственные ей западные ценности. Это одна версия. Вторая версия: промежуточный вариант — «Верю в Россию, верю в общество, надеюсь на себя». Эта умеренная форма лежит ровно между формулой «национализм плюс либерализм» и просто чистой формулой национализма. Власть у нас очень осторожная, она к этому придет и успокоится. Наконец, последний вариант: могут подняться деструктивные силы всех мастей — левые, националисты-популисты, либералы, кто угодно. Их, конечно, слушать не будут, но когда плохо, различные такие глупости будут популярны.

Дмитрий Орлов, генеральный директор Агентства политических и экономических коммуникаций:

«Курс стал прагматическим, и степень его прагматизма будет возрастать»

Программа изменений в политической системе, которая предложена Дмитрием Медведевым, качественно меняет страну. Эти изменения можно описать формулой «демократия участия» (расширение политической жизни граждан, отдельных общественных слоев и целых политических групп). Эта программа демократизации должна сработать и в период кризиса путем создания широкой антикризисной коалиции. На нее власть и будет опираться в проведении своих антикризисных мероприятий. Уходящий, 2008-й — год кризиса, но и год надежды. Не только потому, что «дерзость надежды» — прозвучала знаменитая формула Обамы, — но и потому, что надежда на обновление сопровождает все кризисные явления. Что должно произойти в политике и в общественном самочувствии? Прежде всего курс стал прагматическим, и степень его прагматизма будет возрастать. Время, которое наступило, — это время стимулирования спроса всеми возможными методами. Стимулирование спроса будет главной доминантой в экономической политике и вообще в политике власти. Еще одной доминантой становится солидарность. До этого мы наблюдали демонстративное противостояние элиты и населения… Классический образ — Сергей Полонский, который говорил: не имеющий миллиарда пусть идет в ж…

— Это оставить для печати? — скромно поинтересовался представитель редакции.

— А почему нет! Это цитата! — отреагировал Орлов.

Теперь взаимоотношения общественных слоев должны стать более гармоничными. Этому должна способствовать качественно иная налоговая политика. Тут еще важна общественная атмосфера. Она тоже должна измениться — то, что было возможно в век джаза, невозможно во времена, когда за супом в Нью-Йорке стоят очереди. Сохранение среднего класса и вообще средних слоев — это еще один важнейший тренд ближайшего времени. Наконец, последний тренд 2009 года — это экономия. Ничего с этим не поделаешь! Экономия в разных смыслах. Прежде всего, например, выкуп государством долгов крупнейших корпораций — вещь совершенно необязательная, не говоря уже о том, что через какое-то время эти долги станут значительно дешевле. Ну и экономия бюджетная, которая касается рядовых граждан. Надо жить по средствам. Формула-2009: «Государство стимулирует спрос; граждане ограничивают потребление».

Алексей Чеснаков, директор Центра политической конъюнктуры:

«Начинается этап, когда будет происходить кристаллизация прежних противоборств и противоречий»

Вопросы «Известий» вполне конкретны и, безусловно, требуют такого же конкретного ответа. Был ли уходящий год високосным в политическом смысле? Безусловно, был, и понятно почему — состоялись главные выборы страны — выборы главы государства. Кстати, вот еще один аргумент для увеличения сроков полномочий президента — чтобы выборы не проводились исключительно в високосные годы. Что касается того, стали ли мы за год больше европейской страной, азиатской или самодостаточной. Вопрос странный. Какой страной мы были, такой и остались. И это хорошо. Каждый может видеть в России черты той или иной цивилизации. Такая полицивилизационная карта — залог нашего политического выживания. У нас осталось столько же свобод, сколько было в начале года. Ни больше ни меньше. И вообще, следует не взвешивать на весах количество свобод, а улучшать их качество. Все вызовы и угрозы, которые были в 2008 году, останутся нам в наследство по полной программе в 2009-м. Однако сейчас начинается новый этап нашего социального развития — кризис приведет к кристаллизации всех тех противоборств и противоречий, которые скрыты «под ковром» российской политики. Это не значит, что они немедленно выплеснутся наружу. Наоборот, решения будут также приниматься в закрытом режиме, но количество реальных субъектов, которые принимают в этом участие, сократится.

Глеб Павловский, президент Фонда эффективной политики:

«Ставка в игре следующего года — опустошение наших резервных фондов»

Кризис сделал нашу жизнь неприятно увлекательной. Почему? Все так долго готовились к испытаниям. Безопасность страны стала государственным приоритетом задолго до того, как рынки рухнули. К вторжению Грузии в Абхазию или Южную Осетию готовились, а с весны ждали изо дня в день, и все-таки 8 августа оказалось неожиданным. Даже оппозиция твердила о дешевой нефти как своем спасении. Ну и что теперь? Помогли, сынку, тебе твои ляхи? Все оказались не готовы. Но спросим: где еще сохраняется навык рационального поведения, где идет поиск максимально мягкого из беспощадных (иных просто нет) выходов из кризиса? Там, где люди придерживаются рациональной стратегии в своих личных интересах. Сегодня это поле размещается в верхах руководства страны. Здесь предельно бдительны и полностью сосредоточены на ситуации кризиса, понимая, что это вызов им лично.

Вызов заключается в испытании модели руководства страной: да или нет? В Кремле не догматики, но если модель работала последние 10 лет, нет видимых причин от нее отшатываться. И я жду, что они попытаются властно привести к своей правоте, даже если придется полностью обновить тактику. В конце концов новая тактика приведет их к правильной модели. Но правильно ли они понимают самих себя? Несколько примитивный лозунг «Верю в Россию — верю в себя» можно рассматривать как упрощенное описание идеологии Кремля. Для них вера в себя, в свои силы и разум остается непременным условием любой «корпоративности» или «соборности». Поэтому они никогда не откажутся от индивидуальной свободы. Итак, проблема не в том, что власти самоуверенны, это неплохо. Плохо, что ими движет идея вернуться в докризисную жизнь. Заплатив дорогую цену из резервных денег и сильно потратившись, вернуться в 7 августа 2008 года — мир, рост, стабильность. Но это и бессмысленно, и невозможно, ведь наутро была война, а за войной пришли кризис и спад. И кое-кто похуже пришел.

Сегодня под этим чудовищным золотым дождем антикризисной помощи если что и шевелится и подымается, то не экономика. Пошло в рост новое коррупционное сословие. Большая часть денег сворована. Через некоторое время мы увидим и политику этих скоробогачей, вплоть до их жестких заявок на власть. Это они добивались отсрочки принятия закона «О коррупции» и проиграли заупрямившемуся Медведеву. Но на будущий год для них ставкой в игре будут все наши резервные фонды, опустошаемые до дна. И разумеется, ради этого они пойдут на все. Эти господа порождены катастрофой, они ее не боятся, она им мать родная.

Мы уже видим, как давление на федеральный центр усиливается. Оно состоит из кабинетных сговоров и науськивания уличных протестов. Но эта «улица» — на кабинетных поводках, уходящих в аппаратные кусты. Президент находится в угрожаемом состоянии. Кремль упорствует, но недостаточно. Он теряет стратегическую инициативу, отступает, расшвыривая деньги, которые экономика все равно не может взять из-за высоких ставок. Еще хуже, что власть не видит своих союзников и не помогает им.

Средний класс, белые и синие воротнички отставлены в сторону. Они бессильно наблюдают за возвращением политики, не участвуя в ней. Это опасно. На кону не та или иная версия монетаризма, а сама Россия. Реальной ставкой является ценность государства, которое попытаются, обобрав дочиста, обезвредить и вывести из игры. А там — хоть страна не расти. Мой прогноз, что нынешнее руководство примет вызов и преуспеет, но лишь серьезно обновив состав «коалиции власти и роста».

Валерий Хомяков, генеральный директор Совета по национальной стратегии:

«Научиться адекватно реагировать на возможные протесты»

История взаимоотношений нынешней власти и народа напоминает отношения некой семейной пары. Тут и период знакомства — 1999 год, знаменитый вопрос «Кто вы, мистер Путин?». Тогда этого не понимал не только журналист, но и народ. Видимо, президент Путин тоже не совсем понимал, кто этот народ, который его избрал. В итоге взаимоотношения переросли в некую мелодраму — народ любит власть (и соцопросы это показывают!), а власть заботится о народе. Вдруг во взаимоотношениях наступает кризис. Мелодрама может превратиться в драму. Сейчас развилка — по какому пути пойдут дальше эти отношения. «Как же так, — говорит народ власти, — мы тебя любили, ходили на выборы, а что ж теперь происходит?». Это чувство опасности, недоверия к власти достаточно остро проявляется. Народ не знает, что делать с рублевыми вкладами. Я спросил знакомых предпринимателей среднего бизнеса, как они выживают и к чему готовятся. Один купил на все «бабки» двери, чтобы потом продать. Другой — мясо, пойдет в дело, когда деньги кончатся. Народ, может, хотел бы, чтобы власть обращала на его проблемы больше внимания, но пока этого не видит. Поэтому политика действительно возвращается, и у нас проявляется солидарность. Она проявилась в Приморье. Она проявлялась в Москве в акциях против точечных застроек.

В первую очередь власть должна озаботиться, чтобы деньги не разворовали. Понятно, кто их может разворовать…

— Это те, кому их дадут, — заметил Чеснаков. Отводные пути на региональном уровне у крупных начальников очень большие.

— И у федеральных…

У федеральных тоже. Тут важен контроль. Многое в 2009 году будет зависеть от уровня социальной температуры, которая будет в январе-феврале следующего года. Власть должна научиться адекватно реагировать на возможные протесты и не будет заниматься тем, чем она занималась, разгоняя различные марши (что в конечном счете оказывалось плюсом для их организаторов — чем больше их бьют по спине, тем больше они консолидируются). От реакции властей на такие массовые действия будет принципиально зависеть и чем завершится кризис, и чем завершится новый, 2009 год.