На минувшей неделе два танкера с грузом американского сжиженного природного газа (СПГ) пришвартовались в портах Польши и Нидерландов. Это первый СПГ из сланцевых месторождений в Соединенных Штатах, доставленный в Северную Европу.

Польша договорилась с США о спотовых поставках СПГ [на условиях «спот» оплата по сделке производится немедленно] в мае этого года с целью снизить зависимость от газа, поступающего по трубам из России. В минувшую пятницу о том же заявил и министр энергетики США Рик Перри.

«Американский СПГ начал регулярно поступать в Европу, предлагая дополнительную диверсификацию источников поставок и обеспечивая энергетическую безопасность Европы», — сказал министр, отметив доминирующее положение России на европейском газовом рынке.

Угрожает ли американский сжиженный газ благополучию «Газпрома»? Об этом обозреватель Русской службы Би-би-си Михаил Смотряев беседовал с заместителем главы Фонда национальной энергетической безопасности Алексеем Гривачом.

Алексей Гривач: Здесь есть два аспекта. Во-первых, политически-пропагандистский: нынешние польские власти громко заявляют, что их цель — полностью отказаться от российского газа, хотя время от времени эта позиция смягчается.

На фоне всех этих заявлений Польша в прошлом году взяла рекордный объем российского газа по контракту, при том, что в прошлом году начались поставки СПГ из Катара, плюс еще немного газа было закуплено в Норвегии.

Это означает, что есть слова, а есть реальные процессы, экономика и коммерция, которой даже польские госкомпании не чужды.

Что касается долгосрочной перспективы, то если говорить о европейском рынке в целом, Евросоюз принял решение о создании единого рынка, где не будет национальных различий: все рынки будут соединены в единую инфраструктуру, будут функционировать по единым правилам и так далее.

Пока этот рынок не создан в полной мере, но движение в этом направлении ведется, и эта цель рано или поздно должна быть достигнута (если вспомнить об эффективности решений и их воплощения в Евросоюзе).

Тогда вопрос будет стоять очень просто: неважно, американский это газ или неамериканский.

На европейский рынок приходит газ, который конкурирует между собой. И если, допустим, Польша возьмет больше сжиженного газа, или возьмет норвежский газ, то это не значит, чисто теоретически, что Евросоюз в целом возьмет меньше российского газа. Где-то убыло, где-то прибыло — этот закон сообщающихся сосудов будет работать здесь и дальше.

То же самое произошло с Украиной. Вот они говорят: мы больше не покупаем российский газ. Они не покупают газ напрямую у «Газпрома», но они берут российский газ у европейских трейдеров, а те где берут газ? В том числе и у «Газпрома». Если бы Украина покупала газ по прямому контракту, то европейские трейдеры брали бы меньше газа у «Газпрома».

Это такая газовая диалектика. В долгосрочной перспективе я лично не вижу серьезных, коммерчески обоснованных угроз для позиций российского газа.

Кто сказал, что новый СПГ будет вытеснять именно российский газ — может, он будет вытеснять норвежский газ, который более дорог и требует инвестиций для поддержания уровня добычи? Эти вопросы обычно остаются в стороне. А в качестве громких заявлений это будет преподнесено как то, что американский сжиженный газ пришел в Польшу, и теперь Польша заживет по-новому. В реальности будет совсем не так.

Би-би-си: Ну, пришел он не только в Польшу, но и в Нидерланды — по одному танкеру в каждую страну…

А.Г.: Поймите, что один танкер СПГ — это примерно 100 миллионов кубометров газа в трубопроводном эквиваленте. Танкер пришел впервые за почти полгода. А из России в Европу каждый день поставляется 500-600 миллионов кубометров.

Би-би-си: Давайте поговорим о сланцевом газе. Рентабельность его добычи и, значит, ее объемы зависят от цены на газ, которая, напомним, привязана к цене на нефть. Значительного роста нефтяных цен, как считают многие аналитики, сегодня ожидать не приходится. Может ли в этих условиях сланцевый газ занять заметную нишу на мировом рынке?

А.Г.: Если говорить о добыче сланцевого газа, то все проекты за пределами Соединенных Штатов, по большому счету, не прижились. Они показали свою неконкурентоспособность, неэффективность, все инвестиции были списаны.

Если помните, несколько лет назад Польша заявляла, что станет нетто-экспортером газа. Теперь выяснилось, что пробуренные несколько десятков скважин оказались или пустыми, или коммерчески непривлекательными, и идея сама по себе сошла на нет.

Что касается американского СПГ, то, во-первых, это не обязательно сланцевый газ. Конечно, рост добычи из сланцевых залежей играет роль, но, например, в прошлом году Соединенные Штаты впервые за долгое время показали общее снижение добычи газа, при том, что именно в прошлом году начался экспорт СПГ из Мексиканского залива.

Поэтому говорить о том, что сланцевый газ полностью изменит рынок, не приходится. Спрос на газ в мире достаточно устойчиво растет. И это значит, что даже если в какие-то периоды существует переизбыток газа из-за какого-то кризиса — энергетического, экономического, — то все равно через некоторое время рынок балансируется.

Это произошло, например, с проектами в Катаре: когда были введены в строй большие мощности, они вдруг оказались невостребованными Соединенными Штатами, потому что у них неожиданно начала расти собственная добыча. Последовала пара лет давления на рынок, а потом спрос на газ весь этот переизбыток быстренько освоил, и цены на СПГ, скажем, в Азии побили все мыслимые и немыслимые рекорды.

Я думаю, больше нужно говорить о том, что безопасность поставок должна увеличиваться. Деполитизация процесса заключается в том, что действительно можно купить газ из различных источников. Европа может покупать больше СПГ, но рациональность таких решений должна побеждать, потому что это основа конкурентоспособности.

Если вы, как Литва или Польша, готовы покупать газ вдвое дороже, то это значит, что глобально вы становитесь менее конкурентоспособным. Если Литва, как страна, которая не претендует ни на что, может себе это позволить, то Евросоюз, как центр экономической силы, не может себе позволить быть глобально неконкурентоспособным, покупая «демократический» газ и не покупая «недемократический». Вместо этого берется самый надежный и привлекательный с точки зрения экономики продукт.

Би-би-си: С европейскими покупателями у России обычно не бывает разногласий — за исключением времен «газовых войн» с Украиной, когда не весь положенный по контрактам российский газ доходил до Европы, иногда в весьма значительных объемах. У европейцев, что называется, «осадочек не остался»?

А.Г.: Перебои связаны с поведением страны-транзитера. Эта проблема лежала исключительно в контрактной плоскости, когда транзитер, пользуясь своим монопольным положением, счел возможным, например, не подписать контракт на закупку газа, и брал газ из потока. Но это же абсолютно неприемлемое поведение.

Би-би-си: Согласен, но для конечного покупателя это вряд ли имеет принципиальное значение — газ-то до него не дошел…

А.Г.: Совершенно верно, и поэтому мы занимаемся тем, что учитываем с ними все эти транзитные риски, управлять которыми в нормальном режиме невозможно. Это в том числе в интересах конечного потребителя. А если сравнивать по этим параметрам трубопроводный газ и СПГ, то в последнем случае безопасности гораздо меньше. Если речь идет о краткосрочных сделках, то газ легко может не прийти к потребителю в Европе, потому что в Азии цена на него в этот момент будет в два раза больше. С трубопроводным газом этого не происходит.

Би-би-си: То есть можно говорить, что в целом текущему положению дел на европейском газовом рынке не угрожают никакие внезапные и масштабные потрясения?

А.Г.: Если говорить о европейском рынке, то одна из важных тенденций — это падение собственной добычи. А это значит, импортного газа нужно будет больше. Дополнительные источники поставок удовлетворяют эту растущую потребность.

Кроме того, есть проблемы и с другими поставщиками: тот же Алжир или Норвегия не могут наращивать поставки газа. Поэтому, когда возникает дефицит, то именно российский газ и СПГ конкурируют за то, чтобы занять эту нишу. По итогам прошлого года поставки российского газа выросли на 30 миллиардов кубометров, а СПГ — на три миллиарда. Кто выиграл конкуренцию? По-моему, ответ очевиден.

Источник — Русская служба Би-би-си