2016 год стал особенным среди шестнадцати лет путинского правления. Третий срок как некое окончательное оформление путинского режима получился особенно консервативным: система стремилась к стабилизации, теряла способность к переменам, охранительный тренд стал не просто выраженным, а доминирующим. Режим построен и, несмотря на геополитические и экономические испытания, кажется, с одной стороны, устойчивым, а с другой – неповоротливым. Заговорили о брежневизации путинской элиты, признаках геронтократии. Но кадровые перетряски 2016 года, уголовные дела против близких соратников президента ломают эту логику. Система вдруг начала меняться изнутри, и в основе этого – новая кадровая политика российского лидера.

Друзья и родина

Одна из новых тенденций в российской власти – трансформация неформального статуса «друзей» и изменение персональных отношений президента с соратниками, сделавшими свою карьеру благодаря давнему знакомству с главой государства. Первые признаки такой трансформации появились еще в 2012 году, когда всемогущий Игорь Сечин начал терять статус российского Дарта Вейдера. Некогда могущественная правая рука президента, сокрушившая ЮКОС, один из архитекторов нынешней модели управления страной замкнулся на «Роснефти», не сумев пролоббировать создание крупнейшей энергетической компании России на базе «Роснефтегаза». Был и ряд других аппаратных поражений, но знаковой стала его встреча с президентом в 2015 году, на которой Путин укоряющим тоном указал Сечину, что государственные интересы важнее корпоративных. Симптоматичным стало и увольнение Владимира Якунина, раздражавшего бесконечными требованиями все новых субсидий для РЖД во время кризиса.

Прежняя модель принятия кадровых решений в отношении «друзей» предусматривала мягкое увольнение с почестями даже при наличии недовольства. На смену этой модели всего год спустя приходит более жесткий, конфликтный формат выдворения. Снятие соратника Путина по КГБ Евгения Мурова с поста главы ФСО на фоне уголовных дел против приближенного бизнесмена (компании арестованного Дмитрия Михальченко), унизительные, демонстративные обыски у Андрея Бельянинова, служившего с Путиным в ГДР. Сюда же стоит добавить и уголовные дела против подчиненных Александра Бастрыкина – однокурсника Путина. Бастрыкина не уволили, но как минимум унизили, поставили на место.

Как же тогда логика, что своих не сдаем, команда превыше всего? Это было фундаментальным принципом всех лет правления Путина. Нынешние события – отказ от него?

Вероятно, ответ заключается в совокупности причин: присоединение Крыма обеспечило Путину место в истории и породило новое геополитическое мышление, а значит, и новую пирамиду приоритетов; ограниченность ресурсов делает все более неприятным постоянное давление «друзей» с просьбами о поддержке и защите. В результате приоритеты многих соратников президента слишком сильно разошлись с его собственными.

Логика кадровой экспансии 2000-х годов заключалась в том, чтобы поставить властную вертикаль под контроль своих людей. Именно на этом этапе имеет значение лояльность. Но сегодня ценность лояльности очень низкая: система выстроена таким образом, что уже не люди задают управляемость системой, а система задает управляемость людьми. Яркие примеры – приходы представителей системной оппозиции на посты губернаторов: через некоторое время все они в той или иной степени встраиваются, становясь винтиками единого путинского режима. Размежевание между своими и чужими больше не влияет на расстановку кадров.

Советы или директивы

Итак, Путин отдаляется от своих «друзей», пройдя крещение геополитикой: он больше не хочет понимать и вникать в мелкую, междоусобную возню своих товарищей. Возникает второй важный фактор – трансформация модели обсуждения ключевых решений. В 2000-е годы политологи любили спорить, какой клан стоит за тем или иным решением. Где рука Сечина, где рука Чемезова, Миллера или разных Ивановых. Команда Путина не просто была расставлена на ключевых властных высотах, она начала продвигать свои собственные, все более корпоративные интересы. Многие решения Путина тогда были коллективными решениями. Президент действовал в рамках многосубъектной горизонтальной модели обсуждения с теми, кто претендовал на статус неформальных советников и соавторов решений. Обсуждать – значит обмениваться мнениями и возражениями, а где-то спорить и слышать то, чего не хочется. Это также модель взаимных эмоциональных обязательств.

Однако украинский кризис и операция в Сирии сделали лучшими советчиками президента военных и спецслужбы. Встречи с соратниками стали проходить реже, контакты со спецслужбами – в ежедневном режиме. Новая же модель обсуждения решений – вертикальная, она гораздо более комфортна для президента. Докладывающий генерал из Минобороны или ФСБ не будет задавать лишних вопросов, ставить что-либо под сомнение, смотреть на тебя глазами бывшего друга, все еще рассчитывающего на какой-то особенный контакт. Тут нет эмоциональной связи и многих лет, проведенных вместе, часто на равных. Таким легче приказывать, с них проще спрашивать, а взаимодействовать можно без лишних дружеских реверансов.

Так постепенно произошла смена ближнего круга «друзей» на ближних силовиков, а в среде «друзей» – размежевание на мастодонтов типа Сечина – Мурова и условных Ротенбергов-Ковальчуков-Тимченко-Ролдугиных. Отличие последних от старших товарищей заключается в их демонстрационной жертвенности: кто строит крымский мост вопреки рискам, кто – арены для чемпионата мира по футболу, кто обеспечивает контроль над СМИ. Это в отличие от Сечина – Якунина тоже своеобразная форма служения. Это принципиальный момент: Путин сближается с теми, кто ему служит, и отдаляется от тех, кто в силу своих ресурсов претендует на функцию соправителей. Путин не нуждается в советах, он нуждается в тех, кому можно без лишней возни раздавать директивы.

Кадры оптом

Если посмотреть на схему последних кадровых перестановок, то в ней бросаются в глаза два узловых решения. Первое – смена главы Федеральной таможенной службы. Выдвинем гипотезу, что именно необходимость уволить Бельянинова спровоцировала всю цепочку остальных отставок. Новым главой ФТС стал засидевшийся на посту полпреда в СЗФО Владимир Булавин, которого в 2013 году готовили на замену Георгию Полтавченко, правда, потом передумали. Булавин – приближенный Николая Патрушева и Сергея Иванова: оба не смогли пристроить товарища после смены руководства ФСБ (на место Патрушева пришел Александр Бортников).

Задача пристроить Булавина очень далека от задачи реформировать Таможенную службу или навести там порядок. Подвешенным Булавин оставался почти три года, дождавшись своего часа во многом не благодаря своему управленческому таланту, а вопреки. Булавин представлял собой невостребованный кадровый резерв, выйти из которого ему помогли те, кто составляет сегодня ближний круг Путина. И сделано это не ради выполнения каких-то задач в таможенном ведомстве, а для замещения образовавшейся пустоты.

Уход Булавина, в свою очередь, заставил искать ему преемника на посту полпреда в Северо-Западном федеральном округе, которым стал свежеизбранный губернатор Калининградской области Николай Цуканов. Тот освободил место для другого назначенца – главы калининградского управления ФСБ Евгения Зиничева, который, как выяснилось, оказался выходцем вовсе не из ФСБ, а из ФСО. Не кадровая политика, а игра в домино. В этой цепочке обратим внимание именно на Зиничева, ставшего, по сути, третьим губернатором – выходцем из Федеральной службы охраны.

В глаза бросается идущий на протяжении последних трех лет звездопад из ФСО. Самым ярким выдвиженцем оттуда стал Виктор Золотов, который с поста главы Службы безопасности президента перешел в должность главкома Внутренних войск МВД России. Выходцем из ФСО является и Александр Колпаков, сменивший Владимира Кожина на посту начальника Управления делами президента РФ. В 2015 году ФСО покинули первый замдиректора Александр Беляков и замдиректора Александр Лащук (уж не станут ли и они где губернаторами-полпредами?). Добавим к этому Алексея Дюмина, который пришел на пост главы Тульской области через Минобороны (вероятно, с министром не сработался), Дмитрия Миронова, перешедшего в губернаторы Ярославской области с поста зама Владимира Колокольцева (а до этого также вышедшего из ФСО), и, наконец, Евгения Зиничева, всего год проработавшего главой калининградского управления ФСБ, а до этого охранявшего Путина.

Звездопад из ФСО, ошибочно принятый многими за экспансию силовиков, не что иное, как расформирование прежней команды Мурова – Золотова. На места соратников Путина приходят молодые полковники (правда, быстро получившие генеральские звания) Дмитрий Кочнев (глава ФСО), Олег Климентьев (первый зам главы ФСО), Алексей Рубежной (глава Службы безопасности президента). Это ли не самое яркое подтверждение нового качества кадровой политики, когда близкие соратники вытесняются простыми солдатами, хотя и очень приближенными.

Для кадровой политики Путина это означает, что в губернаторы двигают не опытных управленцев, как нас убеждал Песков, а трудоустраивают хороших людей, ставших ненужными после ослабления и расформирования ФСО в его прежнем виде «муровского времени». Когда нам говорят, что силовик пришел на пост губернатора Калининградской области, чтобы лучше охранять Родину на границе с НАТО, – это не выдерживает критики, потому что силовик также пришел в мирную Тульскую, Ярославскую и даже Кировскую области, где Никиту Белых сменил бывший глава Росреестра Игорь Васильев, служивший в свое время в КГБ.

Это не кадровый резерв, это кадровый балласт, который спускается на региональный уровень, становящийся проклятым (кто захочет повторения ситуации с Хорошавиным, Гайзером или Белых?). Но это и не наказание, а долг, возможность выслужиться перед Родиной.

Таким образом, первое пакетное решение было основано на двух связанных между собой задачах: поиск замены Бельянинову и трудоустройство не приживающихся в других ведомствах фэсэошников. Все остальное идет лишь шлейфом и не имеет под собой никакой иной, кроме остаточной, логики.

Второе узловое решение касается Крыма. С полуострова выведены люди Сергея Шойгу (мэр Севастополя Сергей Меняйло и полпред Олег Белавенцев), введен человек, близкий к Дмитрию Козаку и Сергею Чемезову, – Дмитрий Овсянников. Крымский округ влили в Южный, а предшественника Белавенцева Сергея Меликова, как и ожидалось, перевели первым замом Виктора Золотова в Росгвардию.

Мотив этого пакетного решения был связан с попыткой Путина прекратить конкуренцию гражданских и военных за управление полуостровом. Победили гражданские, остальных распределили по освободившимся вакантным местам: Белавенцева – на Северный Кавказ, Меняйло – в Сибирь. К Северокавказскому округу хотели присоединить Южный (как это было когда-то), но вставала проблема трудоустройства полпреда Устинова. Округ, кажется, сохранен только для того, чтобы не ломать голову, куда девать бывшего друга Сечина, сыгравшего ключевую роль в деле ЮКОСа.

Остаточный принцип

Из сказанного вытекает третий фактор кадровой политики президента – ее отделение от политики управленческой. Новые кадровые решения президента, характер их принятия указывает на то, что Путин откладывает их буквально на последний момент. Кадровые проблемы накапливаются, оставаясь месяцами нерешенными, а затем, когда у главы государства доходят руки, принимаются пакетно. Это означает, что отставка или назначение происходят в отрыве от управленческих приоритетов.

Назначения полпредов, губернаторов и главы ФТС – очень консервативные решения. Силовики – не реформаторы. Это осторожные смотрители, неопытные в вопросах экономики и публичной политики. Это солдаты, направленные на службу. Если бы управленческой задачей президента было повышение инвестиционной привлекательности регионов, развитие экономической сферы, реформирование таможни, то кадровые решения следовали бы в логике этих задач. Но приоритетов не обозначено, ибо президент исходит из проблемы трудоустройства, а не управления. Исключением стало лишь назначение в Севастополь Дмитрия Овсянникова – тут речь не идет о пристраивании «хорошего человека», за этим – конкретные управленческие цели правительственных чиновников.

Когда кадровая политика отрывается от управленческой, она лишается и всякой логики, связанной с вверенной структурой или территорией. Людей переставляют, как пятнашки, с места на место без всякой привязки к их нынешним и будущим обязанностям. Именно поэтому новая кадровая политика Путина имеет одно очень слабое место – она ведет к кадровой нестабильности и непредсказуемости. Никто не может быть уверен, что доработает свой срок или хотя бы минимально приличное время на посту, даже если назначение-избрание состоялось только что.

Кадры буквально летают с места на место, как лягушки-путешественницы. Зиничев только в 2015 году стал главой УФСБ по Калининградской области, теперь – губернатор. Цуканов только в сентябре переизбрался главой региона, приложив к этому массу, как сейчас понятно, напрасных усилий, теперь – полпред. Алексей Дюмин сменил целый ворох должностей: Служба безопасности президента (2012), ГРУ (2014), зам главкома Сухопутных войск (2015), зам министра обороны (декабрь 2015), губернатор Тульской области (февраль 2016). То же самое Дмитрий Миронов: ФСО – МВД – губернатор. Дмитрий Кочнев: глава Службы безопасности президента в декабре 2015-го – глава ФСО в 2016 году. Каждый пост оказывается то ли временным, то ли постоянным, то ли трамплином, то ли новым вызовом.

Нелегко понять ситуацию, когда президент благословляет Никиту Белых на выборах губернатора Кировской области, а спустя полтора года снимает в связи с утратой доверия. Или только в мае 2016 года переводит Дениса Никандрова из Следственного комитета замом главы Главного следственного управления в Москву, а в июле дает санкцию на его арест.
Все эти случаи создают впечатление, что растет число ситуаций, когда президент банально пересматривает собственные кадровые решения из-за того, что изменились обстоятельства. Вот только что это за обстоятельства и кто на них влияет? Почему получается так, что предыдущие решения принимались при неполной информации, без должного анализа? Вероятно, это и есть практическое следствие новой кадровой политики президента, которая из горизонтальной стала вертикальной.

Канал взаимодействия Путина с теми, кто подносит ему информацию, работает снизу вверх и обратно, но комплексного анализа по горизонтали не получается. Сегодня принесли папку с положительными характеристиками гражданина N – Путин подписывает назначение; завтра по другому каналу доставляется папка компромата на товарища N – дается отмашка на арест.

Но и сам президент в этой новой кадровой модели вдруг становится не субъектом, а объектом воздействия – роль не самая комфортная. Заваленный компроматом на все свое окружение, Путин перестает кому-либо верить, предпочитая банально сбросить с себя весь этот груз кадровой ответственности на тех, кто вне подозрений, – Управление собственной безопасности ФСБ (благо все подозревавшиеся обезврежены). Именно так постепенно и происходит замещение: собственная безопасность ФСБ превращается в собственную безопасность президента.

Татьяна Становая, Московский Центр Карнеги