― Но на самом деле, тогда Медведев и все остальные делают очень правильно. Они говорят хорошие вещи, что «мы будем бороться с безработицей, не будем повышать налоги, будем социальные обязательства выполнять» – вот это все они рассказывают. А то, что на самом деле происходит, никто не заметит. Может такое быть?

― Ну как «может»? Кто-то заметит…

― Вот то, что вы сейчас рассказали про инфляцию – люди же не свяжут эти два понятия с налогами или с чем-то еще.

― Скорей всего, не свяжут. Более того, какие-то конкретные будут довольны от того, что деньги появились у них, и общего довольства в стране, наверное, на краткосрочном этапе станет больше. И вообще, тот вопрос, который мы всегда обсуждаем с западными экономистами, которые говорят: «Как же? У вас катастрофа, у вас падает ВВП, как это вообще все может происходить?» — это катастрофа в обществе, где есть конкуренция и борьба за власть. Когда у вас есть конкуренция, ваш оппонент поднимает на свой флаг вопрос экономической неудачи — и вы теряете власть. Когда у вас нет конкуренция, ну в чем катастрофа? Ну упал ВВП, ну да. Ну мы меньше импортируем. Ну отложили люди свои расходы немножко. Ну через год еще немножко отложат. А с другой стороны, внутреннее производство становится дешевле. Вон недвижимость подешевела драматически и еще будет дешеветь, и скоро рынок вернется в состояние начала века. Поэтому, когда вы боретесь не за стабильность власти, а не за процветание, у вас диапазон возможностей намного больше, и те вещи, которые на Западе кажутся ой-ей-ей! – вы будете воспринимать как мелкие издержки. Ну упал ВВП в долларах на 40%, а в реальных рублях – на 10%. Ну, еще на столько же упадет – ну и что? Главное – чтобы не было протестов массовых. Массовые протесты возникают когда? Когда ты являешься причиной проблемы и об этом говоришь. А когда ты являешься причиной проблемы, а говоришь, что виноват Обама, тогда протест против Обамы может быть всенародным. Ничего страшного не произойдет.

― Действительно, все делают правильно, все разумно. И в общем, никаких слабых мест нету в этой позиции. Это прекрасно: рассказываем одно, делаем другое, получаем третье.

― Да. Но все-таки, чтобы быть совсем справедливыми, многие вещи, действительно, делают совсем правильно. Смотрите, рыночная ситуация удержана в стране. Цены образуются через спрос и предложение, их никто не регулирует…

― Пока.

― Пока. Но это нет. Центральный банк ведет очень разумную политику, очень жестко контролирует ситуацию, не давая ей сорваться в пропасть никуда, и в общем, провел нас через кризис. Мы уже из кризиса, в общем-то вышли.

― Вот это радостное событие! Разверните, пожалуйста: что значит, «мы вышли из кризиса»? И значит, дальше – что? – рост начнется?

― Нет, абсолютно нет. Кризис – это резкое изменение ситуации негативное. Оно прошло. У нас никакого резкого изменения нет. Рубль стабилизировался в достаточной степени как и нефть. ВВП тоже стабилизируется. Падение в этом году будет на 2%, 3%… НРЗБ Но не кризис. Мы перешли в этап затяжной печальный ползучей рецессии, которая может быть много лет, выхода из которой не видно, не просматривается. Но это не кризис, это стабильная ситуация.

― Стабильность – признак мастерства – это широко известно. Вот еще сегодня пришла новость, которая меня заставила задуматься. Путин – обещали уже – подписал закон об уголовной ответственности за пирамиды. Вроде бы и «пирамидальных» людей и привлекали к ответственности, один даже уже и освободился, как мы знаем, был встречен своими бурными поклонниками. Это зачем нужно? Чтобы что?

― Еще раз: вы просите меня толковать сны – я это не умею делать. У нас очень много законов, по отношению к которым у меня, как у непрофессионала, возникает недоуменный вопрос: это зачем?

― А как можно с этим поиграть? Какой может быть эффект?

― Смотрите, есть же статья за мошенничество. Пирамида – это форма мошенничества, потому что явно мотивация у создателей пирамиды отличается от декларируемой мотивации, и в конечном итоге они наносят ущерб. Зачем нужен дополнительный закон? Я могу предложить к нему два использования. Первое использование: если вы делаете пирамиду, то вы неприкосновенное лицо. И тогда пирамиду вы сделали, но по закону о пирамидах вы не на сто процентов попадает, и поэтому вас как бы не за что осуждать, потому что это почти пирамида, но не пирамида. Таким образом, определяя пирамиду в законе, вы даете возможность обхода этого закона. Можно использовать с другой стороны. Например, вы не делали никакую пирамиду. Например, вы собираете фонд и, как для любого фонда, естественно, вы, когда старые клиенты хотят выйти из него, вы за счет денег новых клиентов выдаете им их выгоды. Формально это может подпасть под признаки пирамиды по новому закону о пирамиды, и поэтому вас можно атаковать и даже посадить, поскольку уголовная ответственность. И вы можете очень долго кричать, что, конечно, пирамида – это как во всем мире фонд, — а вам следователь в районном отделе скажет: «Нет, извините, вот закон – читайте, — все вежливо, все правильно, — у вас тут написаны признаки пирамиды – вот у вас есть признаки пирамиды». Вообще, когда человечество превышает определенную критическую массу, то эти законы дальше работают не на упрощение и уточнение ситуации, а наоборот, на запутывание и усложнение. У нас этого опять же не понимают. Не понимают со времен Салтыкова-Щедрина, и поэтому я бы отослал вас к нему. Если он придет на «Особое мнение» он вам лучше объяснит.

― К сожалению, Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович просил передать, что пока не может. У нас пока в студии экономист Андрей Мовчан. Это его особое мнение. Меня зовут Ольга Журавлева. В студии экономист Андрей Мовчан. Народ очень оживился. Все вспомнили сбор денег на капитальный ремонт: «Пирамида или нет», — интересуется «Нищий российских пенсионер, дед из Свердловской области». Вот просто классический человек, которого интересует капитальный ремонт. Вот, кстати, а с этими пирамидами… ну хорошо, с этими инструментами при помощи которых власть потихонечку подгребает отсутствующие у нее средства, под себя – с ними, невозможно, бороться, или нас все будет устраивать еще долго?

― Я не очень понимаю, что такое «с ними бороться».

― Ну почему? Капитальный ремонт – вроде все закричали где-то, а потом тихо съели. Вот что еще нужно сделать? «Платон» ввели – там есть несколько человек, которые протестуют. Остальные – вроде так тихо разошлись. Что еще можно сделать, какой еще вариант отнять у нас денег?

― Вариантов отнять денег очень много. И все-таки, возвращаясь к логике протеста, здесь же надо, что понимать? Что мир тысячелетия вырабатывал эффективные механизмы балансировки интересов, и ничего умнее выражения своих интересов на выборах, он не придумал. Потому что на самом деле очень сложно миноритарным группам отставать свои интересы другим способам, а при подобных экспериментах всегда страдает либо ваш миноритарный интерес, либо миноритарная группа интересантов. И в этом смысле скорее надо задавать вопрос, насколько российской общество будет готово не иметь инструмента выборов эффективного. Что значит, неэффективного инструмента выборов? Не потому что власть его испортила. Испортить инструмент выборов власть не может. А, потому что его само общество не принимает как инструмент. Общество продолжает голосовать за «кто мне понравился»…

― «За кого на работе сказали»…

― «За кого на работе сказали», «за кого заплатят сто рублей». Общество продолжает не голосовать, потому что «ничто не поменяется никогда», и так далее.

― Но мы же знаем, что там придет какой-то условный Чуров или ныне уже Памфилова и все равно посчитают, как им надо.

― Но это же неправда. Это неправда в том смысле, что Чуров, конечно, посчитает, как им надо – мы это видели – но это ничего не изменит. Потому что, как по мнению статистиков, неадаптированные Чуровым результаты «Единой России», были 35%, а адаптированные типа 48% — а что это меняет? У «Единой России» все равно было 35% на самом деле. И все равно с коммунистами и ЛДПР они бы имели свои не 70, но 60, 50. То есть, на самом деле, у нас парадоксальная ситуация в некотором смысле в стране: у нас не надо, вообще говоря, фальсифицировать выборы для того, чтобы получить тот же самый результат. И вот здесь вопрос, который, я думаю, не мне решать, не мне отвечать. Я всего лишь экономист, я не большой социолог и совсем не психолог. И когда страна придет к состоянию, когда люди всерьез отнесутся к выборам, я не знаю. Пока они относятся не всерьез, никаких других методов выражения протеста у них не будет. Не с дубинами же идти на усадьбу барскую. И люди это понимают. Вообще говоря, мы живем недостаточно плохо, чтобы с дубинами идти, в своей массе. Даже дед-пенсионер из Сибири, он живет недостаточно плохо, чтобы брать в руки дубину. И в этом смысле у нас запас еще лет на 5 точно. А если правительство, власть будет вести себя разумно, так, может, и 15.

― Ух, ты! А вот, кстати, о разумности. Разумное поведение в этой ситуации. Понятно, что они не по злому умыслу сейчас как-то пытаются немножко отобрать денег – вполне для конкретных целей. У них есть задачи, которые надо решать раньше, чем выплачивать тете Маше ее пенсию или что-то индексировать. К чему приведет недостаток денег в этой сфере – когда одни из структур, требующая этих денег, вдруг этих денег не получит? Что произойдет? Тоже можно как-то будет и дальше жить.

― Ничего. Потому что, во-первых, очень много структур. И существует достаточно хорошо построенный баланс интересов, и в принципе заменимость достаточно высокая. То есть, если какая-то структура взбунтуется, ее достаточно легко привести в порядок. Мы видели громкие исчезновения. Лужков и Якунин – только два наиболее понятных на слуху примера. Громкие исчезновения не сопровождаются ничем, потому что как только человек элиминируется из общей системы, он оказывается один против всей системы. И это работает. Поэтому будут договариваться. Поэтому каждый из элементов системы будет получать несколько меньше, потому что денег нет, и будет на это соглашаться, потому что это лучше, чем ничего. И это очень стабильная конструкция сама по себе. Должно стать совсем ничего для того, чтобы много элементов сразу решили, что им это невыгодно. А, с точки зрения тети Маши, так тетя Маша тоже еще пока жива. У нас даже еще при нынешней ситуации количество официально бедных людей в разы меньше, чем в Индии или в Китае. А в Индии в Китае, в общем, тоже все стабильно.