Новое позиционирование России на Ближнем Востоке

Второй, не менее важный императив российской внешней политики — это императив «нефтяной». Российская экономика полностью зависит от экспорта нефти, газа и ряда других сырьевых ресурсов. Страна со времён крушения Советского Союза полностью утратила промышленную и технологическую состоятельность и превратилась в классическую сырьевую экономику, импортирующую почти всё необходимое в обмен на экспортируемое сырьё. Лозунги модернизации времён президента Дмитрия Медведева и новая «патриотическая» волна последних двух лет не изменили данную ситуацию к лучшему.

«Нефтяной императив» определяет приоритеты российской геостратегии в регионе Большого Ближнего Востока. Здесь Москва вынуждена использовать свои ресурсы для поддержания и усиления конфликтной динамики. Это объясняется тем, что только сценарий большой войны на Ближнем Востоке обеспечивает необходимое для России повышение цен на нефть.

За весну — лето 2015 года Российская Федерация выстроила или укрепила отношения со сторонниками военного решения противоречий в регионе в Саудовской Аравии, Израиле, Иране. Москва сделала всё возможное, чтобы затянуть заключение стратегической сделки по иранскому ядерному досье и таким образом усложнить процесс вступления её в силу.

Заключённая в июне 2015 года российская стратегическая сделка с Саудовской Аравией послужила своеобразной гарантией Королевству в дружественном нейтралитете Москвы при возникновении конфликта с Ираном, а также сделала Москву важным фактором процесса приобретения Эр-Риядом ядерного статуса. Ранее в ходе голосования в Совете Безопасности ООН по ситуации в Йемене Россия также фактически поддержала проект резолюции, устраивавший Саудовскую Аравию и предполагающий односторонние ограничения в отношении повстанцев-хуситов. Наконец, усилия России в Сирии направлены преимущественно на предоставление Башару Асаду альтернатив союзу с Ираном, а также на создание безопасных условий для совместной разработки шельфовых месторождений газа в восточном средиземноморье с партнерами из Египта, Израиля, Италии, Турции и других государств на фоне стремительных успехов Исламского государства и Аль-Каиды в регионе.

Стремление Москвы поставить в Иран комплексы противоракетной обороны С-300 также направлено, в первую очередь, на достижение политического эффекта — укрепление в Тегеране позиций «партии войны» и срыв американско-иранской нормализации. Озвученная Израилем информация о разработке технологий преодоления защиты С-300 делает их поставки в Иран во многом бессмысленными в военном плане. Кроме того, согласно обнародованной в 2012 году WikiLeaks переписке сотрудников Stratfor, незадолго до российско-грузинского конфликта в августе 2008 года в обмен на коды для поставленных в 2006 году в Иран российских комплексов ПВО «Тор М-1» Россия получила от Израиля коды доступа к израильским беспилотным летающим аппаратам, состоявшим на вооружении у Грузии. То есть, основанная на российском оборудовании система ПВО Ирана может оказаться несостоятельной в военном плане.

Показательным также является отсутствие реального содействия с российской стороны в деле борьбы против Исламского государства, особенно — в Центральной Азии. На Ближнем Востоке, оказывая помощь очевидно утратившему поддержку даже собственных сторонников правительства Башара Асада, Москва наращивает свою региональную роль, создаёт альтернативу военному присутствию здесь Ирана и избегает при этом решительных шагов по реальной поддержке военных действий против ИГ. Вовлеченность российской стороны в переговоры с США на предмет совместного противодействия ИГ в этом контексте также призвана, скорее, повысить критический вес России в региональных делах, нежели помочь США в реализации целей и задач антитеррористической коалиции.

Таким образом, Российская Федерация на Ближнем Востоке осуществляет и будет продолжать разнонаправленные действия по нескольким трекам — дипломатическому, военному, разведывательному. Данные действия не будут взаимно согласованными и последовательными с точки зрения позиций официального Тегерана и Вашингтона. Военно-политическое присутствие России на Ближнем Востоке ставит целью оказывать критическое влияние на динамику региональных конфликтов и кризисов, что подразумевает в том числе содействие сохранению или усилению конфликтной динамики.