Русские «антисанкции» кажутся вещью совершенно иррациональной, даже отчасти комичной, в духе старой советской идиомы – «назло бабушке отморожу уши». Ни одно объяснение загадочных ответных мер, которое предлагает официальная пропаганда, не является убедительным.

Собственно, этих объяснений всего два: антисанкции должны расколоть Запад (в идеале — привести к распаду Евросоюза), а также помочь отечественному производителю заполнить рынок собственной продукцией. Второй тезис оказался опровергнут самой жизнью: год применения антисанкций не привел к какому-либо существенному росту отечественного производства, хотя и облегчил жизнь местным спекулянтам. Нельзя заполнить вакуум вакуумом.

Первый тезис вообще рассчитан только на добросовестных потребителей информационной продукции российского государственного телевидения. Для тех, кто представляет реальное соотношение экономических потенциалов России и Запада, очевидно, что ограничением импорта на достаточно пока локальном российском рынке единство Евросоюза не подорвать. Хотя, конечно, крови можно попортить много, равно как и поднять бурю в стакане воды экономик европейского Юга.

Впрочем, разрешение (временное, конечно) «греческого кризиса» многое расставило по своим местам. Извне реакция Кремля напоминает поведение ребенка, мечтающего о том, чтобы как можно изощренней отомстить «злым» взрослым.

Курс на самоизоляцию

Все, однако, становится на свои места, если рассматривать антисанкции не во внешнеполитическом, а во внутриполитическом контексте. В этом случае поведение Кремля выглядит вполне объяснимо и по-своему рационально.

С внутриполитической точки зрения, разрыв (любой) экономических отношений с Западом сам по себе является достаточной целью. Он вписывается в общую тенденцию самоизоляции России.

Курс на самоизоляцию (в том числе экономическую) кажется на первый взгляд эксцессом, некой исторической случайностью, привязанной к личным психологическим характеристикам русского лидера. Тем не менее, на деле – это проявление и, отчасти, следствие специфической классовой борьбы, скрыто идущей в российском обществе, в которой власть заняла вполне определенную и совершенно оппортунистическую позицию.

Самоизоляция – это метод политической борьбы против «рыночного класса», в котором режим видит сегодня основную угрозу своему существованию. И «потешные» антисанкции направлены, в первую очередь, против этого класса, а не против Запада.

Власть заинтересована в том, чтобы Запад ушел из России, не потому, что ее волнует судьба Запада. Она хочет «извести» в собственном доме тот социальный слой, для которого связь с Западом и вообще включенность в мировую систему хозяйствования являются важным условием нормального существования.

Рождение «рыночного» класса

После кончины СССР российская экономика начала вливаться в мировую. Важнейшим (если не краеугольным) элементом так называемой социалистической экономики была монополия внешней торговли. В 1926 году Лев Троцкий посвятил отдельную брошюру вопросу о том, почему без монополии внешней торговли, то есть без изоляции российской экономики от мирового рынка, так называемая социалистическая система хозяйствования выжить не может.

Монополия внешней торговли выступала своего рода дамбой, защищающей российскую экономическую гавань от волнений в океане мирового рынка. После скоропостижной кончины СССР дамба рухнула, и Россия, хоть и без особого успеха, интегрировалась в систему мирового хозяйства. Это имело множество самых многообразных последствий, в том числе социальных.

В частности, под влиянием интеграции в мировую систему рыночной экономики в России возникло два «мегакласса». Один – конгломерат социальных групп и слоев, являющихся, в той или иной степени, бенефициарами рыночных преобразований и воссоединения с мировым рынком. Другой – гораздо более многочисленный класс социальных слоев и групп, либо просто ничего не выигравших от рыночных преобразований, либо даже, напротив, существенно проигравших в результате обвала экономической дамбы, отделявшей СССР от мировой экономики.

Структура «рыночного» класса

Конечно, речь не идет о классах в привычном понимании этого слова, и соответствующий термин употребляется здесь не в своем строгом социологическом значении, а, скорее, метафорически.

Прежде всего следует заметить, что граница между этими двумя «мегаклассами» является весьма условной и проходит по всем профессиональным сословиям и корпорациям, разделяя их на два весьма неравных качественно и количественно лагеря.

В каждой социальной страте, чуть ли не в каждой семье произошел раскол на тех, кто постарался воспользоваться возможностями, которые предоставляли рынок вообще и включенность в мировой рынок в частности, и теми, кто в рыночные отношения либо не мог, либо не хотел вписаться.

Частно практикующий врач все более обособлялся от врача, продолжающего целиком и полностью зависеть от системы государственного здравоохранения. Дороги юристов, сделавших ставку на независимый суд, все больше расходились с тропами всякого рода «решал». Армия менеджеров всех мастей оставила далеко позади обоз советских администраторов и управленцев.

Малочисленный, но невероятно активный мегакласс «рыночников» быстро занял командные высоты в постсоветской экономике и, как следствие, в политике. Он был чрезвычайно разношерстным и включал в себя совершенно разные, зачастую конфликтующие между собой группы: от компрадорских буржуа и криминальных авторитетов, встроившихся в международное разделение труда, до размножавшихся быстрее, чем кролики, белых офисных воротничков, прямо или косвенно «завязанных» на интеграцию России в мировое хозяйство.

Объединяло всех этих людей лишь то, что их благосостояние, так или иначе, зависело от нормального функционирования рыночных механизмов в условиях открытой экономики.

«Рыночный класс» и демократия

Этот социальный слой в теории должен был бы быть заинтересован в развитии либеральной демократии в России. Но на практике он стал со временем социальной базой формирования сначала авторитарной, а затем и неототалитарной системы.

В начале «нулевых» у него произошло «головокружение от переедания». Обширный поток нефтяных денег, хлынувших в Россию, привел к тому, что у «рыночного класса» произошла потеря ориентации в экономическом и социальном пространстве: он перестал ощущать зависимость своего благосостояния от рыночной экономики и включенности в мировое хозяйство.

Многим стало казаться, что их благосостояние целиком и полностью зависит от состояния государства, осуществляющего перераспределение нефтяных ресурсов. Получилось, что класс «рыночников» в какой-то момент времени перешел на идеологические позиции своих оппонентов. В результате он вначале поддержал тот политический курс, который, по сути, подрывал основы его благосостояния.

Рыночный класс не встал на защиту ЮКОСа

С глухим безразличием «рыночный класс» отнесся к «раскулачиванию» ЮКОСа, проигнорировал правовые извращения «суверенной демократии» и после небольшого всплеска активности, спровоцированного отчасти кризисом 2008 года, отчасти призрачными колебаниями самой власти в период местоблюстительства Медведева, с восторгом принял антирыночную и антизападную по своему экономическому и социальному содержанию контрреволюцию и «Крым наш».

«Рыночный класс» и неототалитарное государство

Все это имело для рыночного мегакласса серьезнейшие последствия. На самом деле, он инициировал, поддержал и легитимизировал политический курс, который подорвал основы его экономического благополучия и политической значимости.

В условиях неототалитарной системы он оказался ненужным, избыточным и опасным социальным наростом, рудиментом стремительно уходящей исторической эпохи. Несмотря на свою внешнюю лояльность, он был и остается совершенно неорганичным складывающимся новым экономическим и политическим отношениям.

Режим видит в рыночном мегаклассе угрозу даже тогда, когда он заходится от крика в экстазе ложного патриотизма. Инстинкт самосохранения власти подсказывает ей, что экономические условия существования этого класса таковы, что он никогда не будет ее надежным партнером в строительстве новой (старой) модели общественного развития.

Цель власти сегодня состоит в том, чтобы свести этот класс на нет и вывести на командные экономические и политические высоты другой мегакласс – антирыночников, то есть всех тех, чье экономическое благополучие на данном отрезке времени не связано с интеграцией в мировую экономику и с развитием рыночных институтов.

Национализация элит

Курс власти на комплексное подавление рыночного класса нашел воплощение в доктрине «национализации элит».

Хотя обычно под «национализацией элит» понимают действия власти по стимулированию возвращения капиталов из-за рубежа, содержание этой политики значительно шире. Суть ее состоит в принятии комплексных мер по самоизоляции России от мировой системы хозяйства с целью подрыва экономической базы существования того класса, который сколько Крымом ни корми, все равно выстроится рано или поздно в «пятую колонну».

Чем меньше на самом деле будет присутствие свободного иностранного капитала в России, чем слабее связи, привязывающие российскую экономику к мировой (будь это даже импорт сыра или овощей), тем спокойней будет чувствовать себя власть. Она станет приветствовать только тот капитал, который будет заходить в Россию по государственным каналам и под государственным присмотром.

Я не удивлюсь, если на горизонте русской экономики со временем замаячат государственные или квазигосударственные внешнеторговые организации, неуловимо напоминающие советские экспортно-импортные конторы. Все это приведет к тому, что питательная рыночная среда, почти два десятка лет кормившая немало народу, быстро схлопнется.

Зачистка «нароста»

Уже сегодня рыночный мегакласс переживает глубокую стагнацию. Многочисленные мелкие компании банкротятся, крупные избавляются от сотрудников, просели все сервисные бизнесы — от юридических контор и частных медицинских клиник до банков и общепита. Выживает лишь то, что успело привязаться к государству.

Однако осознание краха еще не пришло. Трудности воспринимаются как временные, как что-то несущественное на общем оптимистическом фоне «великих побед».

Тем не менее, при дальнейшем последовательном проведении курса на национализацию элит все «сословия», порожденные 90-ми с их вольготной полусвободной, полубуржуазной жизнью, с их приближенными к европейским стандартами потребления, с их тусовками и фрондерством, обречены. Власть счистит их с поверхности российской социальной жизни так же бесцеремонно, как большевики счистили в свое время высшие сословия царской России.

У этих обреченных баловней судьбы есть очень простой выбор: либо восстать, либо исчезнуть из русской элиты, уступив место более приспособленной к жизни в условиях несвободы социальной популяции. Но на восстание нет и намека. Рыночный класс, как под гипнозом, аплодирует политическому курсу, подрывающему экономические и социально-политические основы своего бытия. Он переходит в социальное небытие с радостным недоумением на лице, так и не сообразив до конца, что с ним происходит. Прямо как «бандерлоги»…

Владимир Пастухов, bbcrussian.com

Владимир Пастухов – доктор политических наук, научный сотрудник колледжа Сент-Энтони Оксфордского университета. Исследователь российской политики, публицист и адвокат, автор книг «Три времени России», «Реставрация вместо реформации», «Украинская революция и русская контрреволюция».