Ирина Хакамада не читала экспертов и расценивает экономический кризис в России как платформу для победоносного возвращения Путина на президентский трон. В интервью она вспоминает голод при Хрущеве, сочувствует погибающему малому бизнесу, называет высказывания о подъеме России массовой психотерапией.

Анна Качкаева: Президент Медведев выступил в Ницце и показался в Америке. Дума в первом чтении скоропалительно приняла предложение Медведева об увеличении сроков полномочий парламента и президента подавляющим большинством голосов. И вряд ли второе и решающее третье чтения что-нибудь изменят. Согласие не менее двух третей субъектов Федерации – это тоже не проблема. Без проблем разрешилась и ситуация с «Правым делом» — новая партия учреждена. В четверг пройдет съезд «Единой России», который должен обсуждать стратегию развития страны.

Но как только Медведев произнес свое обращение к нации, так не только начались неизбежные сравнения победной речи Обамы и президентской речи Медведева, но и неизбежные вопросы: зачем российскому истеблишменту так срочно понадобилось менять Конституцию? Да и вообще, отчего на фоне финансового кризиса так необыкновенно оживилась верховная политическая жизнь? Неужели больше нечем заняться?

Вот о политике на фоне экономики мы сегодня поговорим с вами, уважаемые слушатели, и с Ириной Хакамадой, которая, как политическая старожилка (простите, что вот так, но, в общем, немного у нас осталось тех, которые вроде как в поле еще), наблюдала не одно политическое оживление. И мы сегодня попробуем проанализировать все эти случившиеся, ну, не могу сказать, что сенсационные, но, во всяком случае, все-таки знаковые…

Ирина Хакамада: Да, знаковые и яркие.

Анна Качкаева: …да, и яркие события. Ирина, а вот вы для себя сформулировали… У меня есть свой набор, почему возможно. То есть я, почитав всяких экспертов, послушав разных людей, у меня есть несколько версий, почему такие срочно понадобились конституционные изменения. А у вас какой набор?

Ирина Хакамада: Ну, вначале у меня было полное недоумение, потому что я не поняла, к чему это все. То есть даже если рассуждать не с политической точки зрения, типа: «Ну, все равно, хотите шесть лет – пусть будет шесть, Бог с вами. Что четыре, что шесть – все равно вроде ничего не помогает. Ну, может быть, поможет». Но почему это происходит так рано, в самом начале президентства Медведева, в наступающей тяжелой экономической ситуации, когда политический истеблишмент, если уж он и решается на яркие, знаковые события, то они должны носить, скорее, антикризисный характер. То есть новость должна быть такой, что она воспринимается как « g ood news» для рынка, и соответственно, это его немножко подтягивает и убивает лихорадку. А эта новость, она совершенно негативна для рынков, потому что любые изменения в Конституции, тем более — в сторону увеличения сроков президента, означают некую консервацию. Ну, имеется в виду, что чем меньше будет выборов и смены власти, тем власти лучше. А рынки на это всегда плохо реагируют. Поэтому я выдвинула для себя версию: может быть, это связано с тем, что такой ранний выход на изменение Конституции при предыдущих разговорах о том, что Конституция – это святое, ее никто трогать не будет, связан, может быть, с тем, что на всякий случай это инструмент для досрочных выборов.

Анна Качкаева: То есть вы сходитесь во мнении с большинством нынешних политологов и экспертов, которые полагают, что….

Ирина Хакамада: Да? Я не знаю, потому что я не читала экспертов.

Анна Качкаева: То есть вот есть несколько версий. И я вам их сейчас озвучу. Самая, наверное, употребляемая именно та, что досрочные выборы. А какой расклад: то ли под Путина, то ли… это уже не обсуждается – не так важно.

Ирина Хакамада: Да, но досрочные.

Анна Качкаева: Хотя есть еще одна версия – что именно для того, чтобы вернулся Владимир Путин…

Ирина Хакамада: В том числе, может быть, и для досрочного, да, выхода…

Анна Качкаева: …когда в ситуации сложной, кризисной нужно будет расстаться с молодым преемником. И вторая версия: старые договоренности, которые нужно выполнить. Ну, между ними двумя есть старые договоренности, которые были еще в стабильной ситуации…

Ирина Хакамада: А! Но их можно было выполнять хотя бы года через два.

Анна Качкаева: …и вот сейчас нужно их выполнить, потому что так договаривались. Еще одна версия – что это такой звонок региональным элитам вот именно сейчас, когда все непросто в ситуации кризиса: «Имейте в виду и попустительств не ждите, и мы по-прежнему крепкая вертикаль».

Ирина Хакамада: А почему этот сигнал говорит о крепкой вертикали? Ведь объявлено же официально, что все изменения начнут работать только с 2012 года. Значит, что происходит до 2012 года?

Анна Качкаева: Нет…

Ирина Хакамада: Нет крепкости вертикали.

Анна Качкаева: …я просто перечисляю то, что я сегодня нашла. Ну, если еще ссылаться на интервью самого Дмитрия Медведева газете «Le Figaro», где он сказал, что планируемые конституционные поправки будут касаться только следующего президента, и ушел от ответа на вопрос «будет ли им Путин или нет?». Так же как потом в Америке он сказал о том, что нужна стабильная ситуация лет на 30-40. «И это будет уже без меня», — сказал Дмитрий Медведев.

Ирина Хакамада: Но не забываем язык юристов. Если юрист говорит, что поправки касаются только следующего президента, то это означает, что юрист не сказал ничего. Потому что досрочные выборы – выберут другого президента, и они его коснутся. Вопрос в том, будут ли досрочные выборы или нет. А почему это интересно обществу? Да по одной простой причине, что досрочные выборы означают, во-первых, что к этому моменту Россия очень быстро (и это позитивная новость) выйдет из кризиса, и следующий президент досрочно возьмет страну в нормальном состоянии. Например, Владимир Путин. И это ему очень выгодно.

Анна Качкаева: Почему? Зачем же на себе держать ярмо премьерства и такого, в общем, «человека для битья», если все будет не очень хорошо?

Ирина Хакамада: А это феномен Путина. Он не стал «человеком для битья», притом, что он премьер-министр. Рейтинги показывают, что в связи с ухудшающейся экономической ситуацией доверие к Медведеву падает в большей степени, чем к премьеру Путину. И в элите все больше начинают говорить о том, что «эх, надо бы Владимира Владимировича обратно».

Анна Качкаева: В общем, короче говоря, все равно мы с вами не прояснили ситуацию.

Ирина Хакамада: Нет, мы не прояснили, но мы одну версию отыграли, а она может… Нет, просто я не понимаю. Если кризис будет затяжным, то тогда невыгодны никакие досрочные выборы. А объявление сейчас об удлиненном президентском сроке и парламенте ничего рынку хорошего не принесло. И если кризис будет коротким, то тогда зачем вообще это все надо?

Анна Качкаева: Так о том и речь.

Ирина Хакамада: За некоторое время до окончания кризиса, когда все уже начинает выходить, Медведев мог бы точно так же изменить Конституцию, и Путин, например, взошел бы уже со своим 6-летним сроком. Непонятно. У меня возникает чисто аналитически только одно мнение. Может быть, в связи с тем, что в экономике возникли огромные трудности, и эти трудности имеют серьезную, фундаментальную базу, потому что мировой кризис достаточно серьезный, и Россия, как мы уже увидели, в общем-то, не совсем была готова к тому, что так по ней сильно ударит, обострилась борьба внутри власти между определенными группировками. Ведь партия третьего срока, она сохранилась для Владимира Путина. Это те люди, которые не хотели видеть никакого Медведева и вообще никого, кроме Путина. Путин не пошел на это ради того, чтобы показать всему миру, что он не нарушает закон. Теперь чужими руками меняется Конституция, он опять лично ничего не нарушает. И может быть, эта группа в условиях кризиса начала давить, что, типа «нам нужно президента Владимира Путина, иначе мы не будем, засучив рукава, вкалывать над тем, чтобы Россия вышла».

Анна Качкаева: И все равно сейчас это выглядит так, что это сделано в интересах… Сколько у нас в парламенте сейчас человек-то? За 200, да? 200 плюс один, типа президент. Больше это ни в чьих интересах, и действительно…

Ирина Хакамада: В том-то и дело, что, да, сигнал для элиты очень странный, а для рынка никакой, и в крайнем случае – негативный. Но позитива точно в этом не было никакого. А сейчас надо цепляться за любой позитив.

Анна Качкаева: Вот я сегодня слышала кого-то из политологов, которые заметили любопытную вещь. И я тоже на нее обратила внимание, но не зафиксировала, а теперь буду чуть более пристально, может быть, следить. Потому что наши лидеры путаются между словами «кризис» и «кризисные явления», они как-то мягко обходят. Так вот, кто-то из экспертов сегодня сказал, что Дмитрий Медведев уже употребляет слово «кризис». И это правда, мы его слышали за границей. А Владимир Путин – нет. И это позволяет опять же некоторым наблюдателям (хотя я думаю, что это уже, действительно, с лупой наблюдения) делать выводы о том, что есть раскол в истеблишменте. То есть то предположение, которое и вы выдвинули.

Ирина Хакамада: Конечно, есть. И он никуда не исчезал. Это всегда будет, пока что есть партия Путина и партия другого. У Путина партия посильнее и посерьезнее. Но я бы сказала так, что не знаю, кто из них чего употребляет, заграницей, я думаю, Владимир Путин все говорит открыто, потому что какой он премьер, если он там будет изображать идеологию некую. Но, в принципе, обстановка в условиях финансово-экономического кризиса (а уже начались проблемы и в реальном секторе) настолько нервозная, что обвалить можно одним словом. Поэтому, поскольку Владимир Путин обладает огромным рейтингом, и если он начнет употреблять, то, может быть, это совсем плохо.

Анна Качкаева: Да, может быть.

Ирина Хакамада: Несмотря на мою такую независимость и оппозиционность, на самом деле, он прав – ему нельзя этого произносить. Что может за этим последовать? Последует, конечно, совсем не то, что надо. И на пустом месте, там, где можно будет все-таки, как говорится, на брюхе проползти, мы обвалимся так, что потом не выползем. Поэтому правильно делает. Его мнение слишком авторитетно.

Анна Качкаева: Получается, в отличие от Медведева.

Ирина Хакамада: Да. Но при этом Медведев всасывает… если есть какое-то недовольство, то он берет на себя. Я говорю, это феномен Путина. Это какой-то совершенно имидж, действительно, царя над схваткой.

Анна Качкаева: Ну, это правда, в нем сконцентрировалось очень многое от всех русских правителей.

Ирина Хакамада: Да, сконцентрировалось очень многое. И за ним закрепился вот этот 8-летний период ностальгического благоденствия, и он будет тянуться долго. И это является мостиком, через который он может впрыгнуть в следующее президентство.

Анна Качкаева: Олег из Тверской области, мы вас слушаем. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я вот так думаю, может быть, дать всем этим Путиным и Медведевым пожизненное правление? Зачем всему миру на смех проводить эти игрушечные выборы? И еще. Что вы думаете по поводу создания так называемой демократической партии новой?

Анна Качкаева: Сейчас мы к этому вернемся. И давайте Виктора еще послушаем. Добрый вечер.

Слушатель: Добрый вечер. Сейчас, по-моему, такая ситуация, которая довольно часто возникает в политике. Вот я ее сравниваю с ситуацией в рассказе О’Генри. Там одному бродяжке надо было наесться в ресторане. И чтобы его официант сразу не заподозрил, для этого у него верх был приличный. И ему надо было проскочить за стол так, чтобы его брюки не вызвали подозрение. По-моему, сейчас примерно такая же ситуация. Мне кажется, моя версия, что, конечно, это было запланировано – удлинение сроков, но где-то попозже, может быть, года через два. И вот кризис внес свои коррективы. Просто через полгода, может быть, уже эти предложения Медведева в связи с кризисом так бы на ура не прошли, и они подстраховались, так сказать, решили сейчас. Ну и вторая версия, если позволите, — это, может быть, вариант типа «киндер сюрприз-2». То есть примерно то же, что… Но это не моя мысль.

Анна Качкаева: Да-да, я это тоже сегодня читала. Я просто не озвучила, что история с молодым Кириенко… на него уже все эти проблемы повесить, а потом…

Ирина Хакамада: То есть Владимир Путин уходит досрочно в отставку…

Анна Качкаева: …а потом правительство Примакова, как бы ни относись, но вот такое стабилизирующее ситуацию.

Ирина Хакамада: И Шувалова назначают премьер-министром, он берет все на себя, а Владимир Путин…

Анна Качкаева: Шувалов или, может быть, Сечин, который предполагается… То есть разные уже называют в этом смысле фамилии.

Ирина Хакамада: Ну, хорошо. А при чем тут сроки?

Анна Качкаева: Да я тоже думаю, что не при чем.

Ирина Хакамада: Владимир Путин может уйти в отставку и остаться лидером партии, что я и предполагала в свое время. Зачем ему эта головная боль?

Анна Качкаева: Вот в четверг, может быть, ему выдадут партийный билет. В четверг же съезд «Единой России». Хотя, на самом деле, и партийный билет ему, в общем-то, на самом деле, ни к чему.

Ирина Хакамада: Ну, ладно, все это… Действительно, первый слушатель абсолютно прав, это уже какие-то такие игры, и такие они дорогостоящие… Я иногда в сердцах тоже думаю: «Господи, ну, отменили бы все – и все стало бы чище и честнее». Но в Китае тоже есть выборы. В Советском Союзе тоже был Верховный Совет. Этим и отличается тупая диктатура от авторитарного, жестко вертикально выстроенного общества. Поэтому даже когда есть имитация, все-таки в этой имитации может что-нибудь зародиться, и это хорошо: пусть имитируют хоть как-то – может быть, что-нибудь зародится.