Короткие новости, мониторинг санкций, анонсы материалов сайта и канала "Кризистан" – в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь!

Георгий Бовт: Далеко ли до 1998-го?

Кризис-1998Сейчас многие сравнивают нынешнюю ситуацию в экономике России с кризисными 2008 или даже 1998 годами. До сравнений с 1991 годом пока не дошло. Но это уж как пойдет.

Первый вице-премьер Игорь Шувалов в Давосе витиевато заметил: «Внешне проявления мы наблюдаем такие, как будто это мягче, чем в 2008–2009 годах. Но это только кажущаяся легкость. …Глубина сложности нашей экономики будет еще зарываться вглубь… Ничего хорошего в существующей ситуации нет, она очень тяжелая».

Вряд ли мы услышим про «очень тяжелую ситуацию» из уст первого лица. Не его роль — преподносить народу неприятные новости. А шуваловых обыватель не слушает (опроси людей на улице, кто такой И.И. Шувалов, — не наберете даже в Москве и половины знающих его и его должность). В восприятии действительности обыватель опирается на ощущения, почерпнутые на работе, в магазине и в общении с близкими.

Попробуем сравнить ощущения-2015 с тем, что было раньше.

Если судить по макроэкономическим показателям, 2015 год и 1998 год — это небо и земля. Даже нефть тогда падала ниже $10 (10 декабря 1998-го Brent стоил $9,1), а в 1999 году вернулась к докризисным $15–20. Почти непрерывный рост цен на нефть начался лишь с 2002 года. Как и денежных доходов населения.

Средняя зарплата в 1998 году была чуть выше 1000 руб. (до дефолта это около $170, к январю 1999 года рубль девальвировался в 3,5 раза). В 2014 году она колебалась около 30 тыс. руб. — почти $900 по курсу до ноябрьско-декабрьского обвала. И сейчас в долларовом исчислении мы (в среднем!) богаче, чем в 1999-м. В разы выросли пенсии, которые в 1990-х не всегда платили регулярно. Появились такие вещи, как ипотека и потребительский кредит. Как говорится, «мы стали более лучше одеваться».

Сейчас это многим, правда, не прибавит уверенности в будущем. Поскольку чем выше забираешься, тем больнее падать.

Люди неосмотрительно успели привыкнуть к относительно благополучной жизни. Наверное, это был один из самых «сытых» периодов в нашей истории. Психологически отвыкать будет трудно. А уж возвращение в начало 1990-х и вовсе кажется невозможным кошмаром. Оно не состоится, если нынешний кризис продлится не более года-полутора. Если!

На протяжении последних двух десятилетий шло неуклонное расслоение общества на сверхбогатых и всех остальных. По коэффициенту Джини (где 0 — абсолютное равенство доходов, а 100 — абсолютное неравенство, когда все доходы принадлежат одному человеку) нынешняя Россия, при ВВП в разы меньше американского, по неравенству плотную приблизилась к США (коэффициент, по разным подсчетам, от 43 до 46), занимая по этому показателю места в 9-й десятке стран из 140. Нам еще далеко до Лесото (коэффициент 63), но уже далеко и до Швеции (23) с Германией (27). По другим подсчетам, сегодня 10% богатейших россиян владеют в 17 раз большей долей национального богатства, чем самые бедные 10% (в США — менее чем в 15 раз, в ЕС — менее чем в 8).

В этом смысле общество стало менее социально справедливым, чем даже в 1998-м, зато более потенциально конфликтным.

Не значит, что именно политически конфликтным. К тому же возможности для политических акций сильно урезаны законами последних лет, перекрыты многие «предохранительные клапаны», такие как забастовки, оппозиционная партийная деятельность, возможности найти реальную конструктивную альтернативу на выборах, работа в рамках «политических» НКО. Однако глубоко зашитое внутри общества чувство социальной несправедливости на фоне недоверия к многим государственным институтам (таким, как суды, например) ведет к накапливанию злобы, недоверия к себе подобным, к разрушению моральных и этических норм.

Такому обществу, обществу с крайне низким уровнем доверия, низкой способностью к солидарным действиям и горизонтальной организации во имя достижения общественно-полезных или даже чисто материальных целей, объективно гораздо труднее выкарабкиваться из кризиса. Очевидно, кризис нынешний не имеет сугубо технократических, экономических решений — без осуществления масштабных институциональных общественно-политических реформ.

Социальное расслоение общества все эти годы протекало на фоне увеличения разрыва в доходах, в уровне благосостояния разных регионов страны. Скрепленная жесткой вертикалью власти (нет и духа не то что «парада суверенитетов», но и реального федерализма) страна стала еще менее экономически и социально единообразной. С учетом разных цен на товары в самом богатом регионе зарабатывают в среднем на 75% больше, чем в среднем по России, а в самых бедных — на 40% меньше. В последние пару лет разрыв между Москвой и «замкадьем» несколько сократился, но по-прежнему опасно велик.

Сравнивая общественные настроения, тоже можно сказать, что страна изменилась капитально. И не только в том, что общество кардинально качнулось в сторону консерватизма и антизападничества. Оно огосударствилось.

В 1990-х, в том числе во время кризиса 1998–1999 годов, когда экономикой рулило правительство Примакова — Маслюкова, государства в экономике было мало. От него тогда, считая «развалившимся», никто ничего и не ждал, надеясь на себя или на судьбу. Или не надеясь вовсе. Сегодня многие, даже отдавая отчет в том, что времена социализма канули в Лету, понимают, что без государства нынче никуда.

Оно уже не добрый папа, раздающий блага, а «Левиафан», лезущий щупальцами-контролерами-силовиками-бюрократами во все щели, где еще шевелится сколь-либо неподконтрольная ему экономическая жизнь.

И это главное отличие от конца 1990-х.

Экономика стала менее гибкой, возможностей у самостоятельных людей зарабатывать, выкарабкиваться из кризиса стало меньше (хотя люди в целом стали богаче). Процесс огосударствления экономики шел непрерывно начиная с 2002–2003 годов, особенно усилившись после кризиса 2008 года. К началу нынешнего кризиса федеральные и региональные власти контролировали уже около 50% «рыночной капитализации» на фондовом рынке. Неформальный же контроль (начиная с подтасовки тендеров и кончая прямым административным давлением и поборами) со стороны чиновников охватывает собой почти всю экономику.

К 2006 году доля госсектора в экономике (данные Института Гайдара) составляла 38%, к 2008 году она превысила 40%. Сейчас (данные Минэкономразвития) перевалила за 50% ВВП при среднемировом уровне 30%.

В условиях расцвета теневой экономики в 1990-х, ее высокой долларизации, низкой собираемости налогов и т.д. — при всех негативных последствиях этих явлений — это давало возможность выживать в тяжелейших условиях миллионам. Тогдашняя открытость страны миру создавала множество разных «ручейков», компенсировавших бюджетную немощь государства той поры. И хотя в самих по себе разворовывании и распродаже советского наследия (которое не смогли приспособить к новым и реалиям и модернизировать) не было ничего хорошего, эта вороватая распродажа была рентой, размазанной по широкому слою людей, ни на что более не пригодных, но спасенных тем самым, возможно, от голода.

Сейчас такой «ренты» уже нет. И хорошо. Однако миллионы так и не приспособившихся к рыночной экономике людей никуда не делись. И государство активно не содействовало их приспособлению, поддерживая все сытые нефтяные годы иллюзию, что всех накормит и спасет.

Ларечники и челноки в 1990-х хотя и не платили налогов, хотя ушли из своих прежних профессий, но кормили семьи, махнув рукой на государство. Ученым удавалось выживать с помощью подчас только иностранных грантов, которые сейчас перекрыты и вся надежда только на оскудевающий бюджет. Сейчас многие из прежних незадачливых «предпринимателей» устроились на госслужбу, привлеченные стабильностью, повысившимися зарплатами и возможностью коррумпированных доходов.

Вот только кого теперь «обдирать как липку»? Дураков работать на дядю-бюрократа все меньше.

Возможности расплодившихся контролеров возросли многократно. В Москве, ранее замусоренной и изуродованной вещевыми и продуктовыми рынками (при них тоже кормились люди), сейчас власти в очередной раз сносят ларьки, собираясь построить за счет бюджета (нет, кажется, мысли в такое время нелепее, чем строить ларьки за счет города) некие новые, единообразные. При том что три года назад уже переоформляли их внешний вид.

Доля малого и среднего бизнеса в ВВП не превышает 22%. Более полумиллиона индивидуальных предпринимателей в последние пару лет снялись с налогового учета под крепчающим административным и фискальным гнетом. И хотя доля теневой экономики по-прежнему велика, возможностей для развития разных гибких форм деловой активности меньше, чем в 1990-х. Доля желающих заниматься потенциально под присмотром следователей частным бизнесом — не более 5%.

При этом зажим предпринимательства и всякой (не только экономической) предприимчивости происходит под знаком расцвета консервативных, охранительных, а подчас мракобесных идей и законов.

Возрастающее до уровня истерики (по понятным причинам — конфликт на Украине) антизападничество ведет к реставрации архаичных «совковых» экономических практик и воззрений. И хотя в Думе конца 1990-х, где относительное большинство было у коммунистов, тоже периодически «маразм крепчал», но в ситуации реального тогдашнего политического плюрализма до нынешней ситуации, когда иные инициативы правящей (то есть по определению не маргинальной) партии вызывают просто оторопь, им было далеко.

Это не значит, что надо вернуться к временам «дикого капитализма» 1990-х. Ни в коем случае. Однако дать людям в свете грядущих потрясений и массовой (пусть скрытой) безработицы как-то дышать — надо. Критический момент нынешней ситуации в том, удастся ли без сползания к диким формам капитализма или, того хуже, мобилизационной экономики ослабить хватку нашего Левиафана, позволив хотя бы отчасти раскрепоститься предпринимательству.

Говоря об «ощущениях», следует признать: с нынешним состоянием (в том числе моральным) общества и государственных институтов нам из этого кризиса не выбраться.

Что будет означать на деле такое «не выбраться»? Ответ на этот вопрос — уже другой жанр. Жанр русского Апокалипсиса.

Автор — Георгий Бовт, политолог. Источник — Газета.ру

Читайте также:

1 комментарий

  1. Роза:

    сейчас власти в очередной раз сносят ларьки, собираясь построить за счет бюджета (нет, кажется, мысли в такое время нелепее, чем строить ларьки за счет города) некие новые, единообразные.
    ———————————-
    у нас это было несколько лет назад, сейчас только и осталось — скверы вырубать под «элитку» и стоянки… Собственно, Собянин ничего нового не придумал, всё довольно однообразно, начиная с тротуарной плитки.
    Вот только » благополучия», о котором пишет автор, у нас отродясь не было, — дотационный регион, при наличие нефтехимии.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *