Происходящее на Украине, говорит Фред Бергстен (Fred Bergsten) из института Петерсена, это неблагоприятное последствие глобализации. Российский президент Владимир Путин считает, что он может пользоваться политической и военной свободой, разделываясь с Украиной, и при этом не будет никаких пагубных экономических последствий, начиная с санкций и кончая уходом транснациональных корпораций из России. Назовем это путиномикой.

В основе путиномики — мысль о том, что «торговые и инвестиционные партнеры исключительно преданы своим экономическим интересам, а поэтому, несмотря на многочисленные разговоры о суровых санкциях, они не нанесут существенного вреда», говорит Бергстен. Коммерция возобладает над геополитическими интересами. А это дает Путину возможность заниматься и первым, и вторым. В системе с такими перекосами из-за экономической взаимозависимости реализовывать эффективные санкции очень трудно и зачастую невозможно.

Естественно, Россия понесла экономические потери от захвата Крыма и от угроз в адрес Украины. Отток капитала резко увеличился. Успешные инвесторы сбрасывают российские акции и облигации, переводят выручку из рублей в доллары и евро, и выводят деньги из России.

Экономист Любомир Митов (Lubomir Mitov) из отраслевого аналитического центра Институт международных финансов (Institute of International Finance) говорит, что в первом квартале отток капитала подскочил до новой рекордной отметки в 70 миллиардов долларов, а за год этот показатель может составить 170 миллиардов. Курс рубля снижается, из-за чего импорт становится дороже, а инфляция растет.

Экономист и эксперт по России и Восточной Европе Андерс Аслунд (Anders Aslund) из института Петерсена прогнозирует годовой показатель инфляции в 6,5 процента и полагает, что этот кризис «уничтожит два процента» валового внутреннего продукта страны, то есть, весь объем производства. Это сигнал о рецессии. Рост в России за прошлый год составил скудные 1,3 процента, о чем сообщает консалтинговая фирма IHS. Неопределенность и бегство капитала приведут к уменьшению потребительских расходов и инвестиций в бизнес, отмечает IHS.

Но Путин считает, что эти неудачи и трудности, диктуемые в основном рыночными решениями, а не государственными санкциями, являются просто кратковременными издержками, которые намного превзойдет долгосрочная выгода от возврата Крыма. Его дальнейшие устремления и стратегия неясны. «На мой взгляд, Путин намерен отобрать половину Украины, — говорит Аслунд. — Вопрос в том, когда это будет». А также в том, удержат ли его от этого дополнительные санкции. Пока эти санкции носят довольно скромный характер, ограничиваясь в основном заморозкой счетов и визовыми запретами для отдельных российских руководителей.

Ужесточение санкций очень сильно скажется как на макроэкономике, так и на микроэкономике. Начнем с макро. Россия — это одна из ведущих в мире нефтедобывающих держав. Вполне логично предположить, что суровые санкции приведут к снижению продаж нефти, а это для России основной источник экспортных и налоговых поступлений. Однако сокращение объемов поставок может подтолкнуть вверх нефтяные цены и ослабить неуверенный подъем мировой экономики. Это никому не понравится.

Теперь, что касается микро.

Недовольство крупных фирм санкциями вполне ощутимо и реально. В конце марта Джо Кэзер (Joe Kaeser), занимающий должность исполнительного директора гигантского немецкого концерна Siemens, прилетел в Москву, встретился с Путиным и заявил: «Мы поддерживаем доверительные отношения с российскими компаниями». Siemens продает РЖД высокоскоростные поезда. В 2011 году компания ExxonMobil подписала с крупнейшей в России нефтяной компанией «Роснефть» соглашение о совместной добыче. Глава ExxonMobil Рекс Тиллерсон (Rex Tillerson) недавно сказал, что сотрудничество идет нормально.

Результаты санкций в целом в лучшем случае являются неоднозначными. Институт Петерсена изучил 204 случая введения санкций в период с 1914 по 2000 год и пришел к выводу, что две трети из них закончились неудачей. Санкции не привели к краху Кубы, которую возглавляют Кастро. Они не помешали Северной Корее создать ядерное оружие. Да, санкции подтолкнули Иран к серьезным переговорам по его ядерной программе, однако пока они не заставили его внести в эту программу существенные изменения.

Санкции терпят неудачу, потому что подвергаемые им страны считают, что другие цели (включая цель выживания) перевешивают экономические издержки. Многие также уклоняются от применения санкций. Чтобы они дали результат, их должны соблюдать все. Когда Советы в 1980 году вторглись в Афганистан, президент Джимми Картер ограничил им поставки зерна. Но другие поставщики во главе с Аргентиной быстро заполнили эту нишу. Позднее администрация Рейгана запретила фирме Caterpillar поставлять в Советский Союз 200 трубоукладчиков. Но этим бизнесом занялась японская Komatsu и некоторые другие поставщики.

Экономическая война чаще всего обходится дорого обеим сторонам. Путин главным образом рассчитывает на то, что его противник не желает идти на риск. Хотя санкции можно ужесточить, логика выступает против этого. Многие американские капитаны бизнеса считают санкции той игрой, в которой есть только проигравшие. Американские фирмы лишатся контрактов на экспортные поставки («На тебя наклеят ярлык ненадежного поставщика», — говорит руководитель Caterpillar), а американское правительство не достигнет своих политических целей. Европа, у которой более тесные связи с Россией, опасается еще больше. Она также боится последствий от отключений российского газа, хотя этот газ составляет всего около семи процентов от общего объема европейских энергоресурсов.

Суть путиномики заключается в использовании таких страхов. Коллективная коммерция, которая по идее должна сдерживать враждебные действия, теряет значительную часть такой сдерживающей силы. Бергстена беспокоит то, что и Китай может когда-нибудь прибегнуть к военной агрессии для достижения своих целей, исходя из той же посылки — что его экономические партнеры не смогут или не захотят наносить ответный удар. Это тревожная мысль.

Источник — Russia’s big bet on Putinomics, washingtonpost.com, перевод ИноСМИ